Однозначных ответов тут нет. В широком смысле действия и политика интересов представляют собой экономические методы государственного управления; иногда эти методы подразумевают использование инструментов сугубо экономического свойства (например, принудительные торговые меры, экономическая помощь или суверенные инвестиции), а в других случаях они будут использовать механизмы уже не чисто экономического свойства (такие, как государственные кибератаки), но при этом средства, с помощью которых государства пытаются повлиять на поведение других государств, останутся экономическими. По данной логике, ряд кибератак – скажем, направленных на критически важную экономическую и финансовую инфраструктуру другой страны – можно считать геоэкономическими, тогда как кибератаки иного типа (направленные на военные и иные государственные цели) таковыми не являются.
Разумеется, наибольшую сложность вызывают крайние случаи. Нам могут возразить, например, что такую логику можно расширить до пределов, когда она включит в себя бомбардировки заводов и фабрик как геоэкономический метод государственного управления. Ведь основными рыночными механизмами спроса и предложения манипулируют (сокращая общие объемы производства или провоцируя дефицит) ради обеспечения геополитических результатов. Но почти общепризнанное стремление исключить бомбардировки заводов из сферы геоэкономики объясняется не тем, что бомбардировка – внеэкономический инструмент; скорее, причина в том, что выбор военных целей относится к совершенно иному концептуальному пространству социальных и нормативных практик войны. Это вовсе не означает, что геоэкономические методы государственного управления не могут применяться в условиях войны. Однако желание ослабить денежную единицу врага в ходе войны, например, – очевидный случай геоэкономического принуждения, – видится шагом, в значительной степени отделенным от сугубо военных целей и военной стратегии.
С учетом вышесказанного, экономические блокады, которые опираются на военную силу, вероятно, представляют собой гибридные случаи, но они заслуживают отнесения к сфере геоэкономики как минимум по двум причинам: подобная экономическая блокада может реализовываться в условиях, близких к «горячему» военному конфликту; что более важно, здесь задействована переменная в форме политики экономического отрицания, а не сам факт, что результат достигается в том числе применением военной силы[66]
. Наконец, многие склонны выводить военную и гуманитарную помощь за пределы геоэкономики. Конечно, оба социальных поля изобилуют экспертами, которые, судя по всему, не согласны с тем, что они занимаются, в частности, реализацией экономических методов государственного управления. Но в данном случае, особенно когда речь заходит о государствах и правительствах, деньги взаимозаменяемы (то есть экономия затрат в одной области может компенсировать расходы в другой). Посему все виды помощи, включая военную и гуманитарную, нужно относить к концептуальным рамкам геоэкономики, пусть и признавая, что военная и гуманитарная помощь принадлежат к числу наиболее хорошо изученных и потому наименее интересных геоэкономических инструментов; в связи с этим мы лишь изредка будем упоминать о них в следующих главах.Попадает данный случай в сферу геоэкономики или нет, важно другое: имеются случаи, которые можно назвать пограничными. Они требуют к себе большего внимания. Но отсутствие однозначных ответов в некоторых ситуациях говорит, скорее, о характере обстоятельств, чем о пробелах в дефинициях или в практиках.
Безусловно, стоит отличать геоэкономику от внешнеэкономической политики (или международной экономической политики), меркантилизма и либеральной экономической мысли[67]
. Бенджамин Коэн и Роберт Пастор определяют внешнеэкономическую политику как государственные действия, призванные оказать влияние на международные экономические условия (в отличие от геополитической обстановки). Хотя многие используют эти термины как синонимы, Стивен Коэн считает, что «международная экономическая политика» отличается и является предпочтительнее «внешнеэкономической политики», поскольку она может и должна оставаться вне поля деятельности творцов внешней политики. Цитируя Коэна, «международную экономическую политику следует рассматривать как отдельное явление, а не как подсобный инструмент для чиновников от внешней или внутренней экономической политики»[68].