Война Ириса и Розы. Секрет турмалина

Реджис отправился к Фотье, чувствуя себя теперь не настолько одиноким и потерянным. Но чувство злости и мрачной тревоги не покидало его еще много дней. Он не заметил, когда оно пропало. Зато сразу замечал, когда оно появлялась. А появлялось оно при любом упоминании Карлоса Арку в беседе с кем бы то ни было.

***

Мало кто знал о существовании Эмиля Кавелье. Ему было всего шестнадцать лет. Он не выходил в свет, еще не успел поступить в армию или на службу королю. Он все время был дома, с семьей. Вокруг было мало его ровесников, потому и друзей среди соседей у юноши было немного. Когда он был убит и похоронен в фамильном склепе на окраине леса, входящего во владения Кавелье, его родители никому не рассказали об утрате кроме как в письме королю. И после этого получили лишь подобающие соболезнования от королевского двора. Они мало утешали. Но позволили беспрепятственно переехать в Фоссе и провести в глуши на севере достаточно времени, чтобы при дворе сменились люди и обстоятельства. И чтобы принц Карлос забыл свою обиду. В то время Патрис Кавелье получил два письма. В первом говорилось о том, что Магнус Арку сочувствует своему преданному товарищу и одобрил его отставку и желание покинуть двор. А во втором, слуга принца сообщал, что Карлос Арку более не держит зла на барона де Фоссе, так как считает обиду отмщенной. Однако призывает того впредь быть осмотрительнее.

Будучи очень осмотрительным Патрис Кавелье, прожил с семьей в своем замке на севере около десяти лет, ни разу не появившись в столице и не заявляя о себе нигде кроме коротких отчетов для королевского двора. В отчетах сообщалось, что дела его идут хорошо, подрастают дочери и новорожденный сын, отступает продолжительная болезнь. На деле же, прошло достаточно много времени, прежде чем жизнь Кавелье стало возможно назвать счастливой. Первые несколько месяцев барон и баронесса разбирались с последствиями нападения людей принца на своих детей. Ижени Кавелье, по-видимому, очень сильно ударилась головой о ствол срубленного дерева, когда упала на землю посреди военного лагеря. После того случая девочка не узнавала никого из родных, долго лежала в горячке, очень много плакала и просыпалась от ночных кошмаров по ночам. Матушка и прислуга занимались лишь ею. А отдохнуть баронесса могла только в те моменты, когда после порции молока с медом дочь удавалось уложить спать.

Ижени отчетливо помнила тот момент, когда она впервые открыла глаза после продолжительной лихорадки и головных болей и, наконец, начала что-то понимать. Она понимала, что не помнит, кто она и как ее зовут. Но, кажется, недавно ей все это объясняли. Ей сказали так же, что она находится дома среди родных, а голова так болит из-за удара в результате неудачного падения с дерева в саду. После недолгих размышлений девочка пришла к выводу, что ей нужно во все это поверить. Ведь зачем все эти люди вокруг стали бы ее обманывать? Она услышала шепот из соседней комнаты. Взрослые говорили прямо у ее двери. В тишине она прислушалась к голосам и различила двое – женский и мужской.

– Она что-нибудь вспомнила?

– Ничего. Она ничего не знает. Патрис, как же принц мог так поступить с Эмилем? Ведь он был совсем ребенком.

– Это моя вина. Прости меня, Вивьен. Я разозлил его. Никогда не прощу себе этой ошибки.

– Не мучай себя. Королева тоже постаралась. Для чего ей понадобилось травить младенца в Вилоне? Если бы не сын, возможно, Карлос не был бы столь жесток.

– Нам нужно подождать. Немного подождать, когда все изменится.

– Но Эмиля это не вернет.

– Я знаю. Зато сможем вновь не опасаться за жизнь детей.

Ижени пошевелилась. Разговор стал тише и ей неудобно было слушать. К тому же она не понимала, о чем шла речь. Да и лежать уже надоело. Хотелось встать. Но сил не было. Баронесса де Фоссе услышала за дверью комнаты слабый голосок Ижени:

– Матушка! Вы здесь?

После этих слов, она сразу вошла в комнату и очутилась подле ее постели.

– Я здесь, здесь, милая. Как ты себя чувствуешь?

Она держала ее руки и с надеждой смотрела в ее худое личико с повязкой из бинтов на лбу.

– Мне лучше. – ответила Ижени. – Хочу встать. Можно?