Война, какой я ее знал

По моему мнению, «диффа», на которой присутствовало не более дюжины человек, мало отличалась от других банкетов, на которых мне случалось бывать в этой стране – все как обычно, хотя, может быть, с некоторой долей утонченности. Но, как оказалось, я ошибался, потому что генерал Мартен, прослуживший в Марокко сорок лет, заверил меня, что еще ни разу ничего подобного не видел. После обеда мы отправились в некий зальчик, где две группы танцовщиц развлекали нас около часа. Женщинам в одеждах пастельных тонов и кружевных накидках было, как я думаю, около тридцати и они прошли хорошую выучку. Каждая группа состояла из шести женщин и одного мужчины, аккомпанировавшего танцовщицам на однострунной скрипке, вернее, на инструменте, отдаленно ее напоминавшем. Четыре женщины отбивали ритм и пронзительно пели, скорее даже кричали, а еще две выпевали некую мелодию дуэтом как бы отдельно. Какое-то время они скользили над полом, потом, ритмично вращая бедрами, начинали зажигательный танец, отбивая такт под музыку. Затем недолго, может всего минуту, они принимались выплясывать нечто напоминающее яростную хулу{37}. Закончив парный танец, женщины уступали место двум другим танцовщицам. Так все и продолжалось довольно долго, без каких-либо вариаций, до самого конца представления.

Утром третьего нас разбудили в шесть, пригласив на легкий завтрак. За этим самым легким завтраком, состоявшим из кофе, тостов, трех сортов конфитюра, чая, четырех видов сладостей, не считая каких-то кексов или пирожных, похожих на плохо пропеченные ячменные лепешки, нам с Уилбером прислуживало пять человек. В конечном итоге те пятеро и доели все остатки трапезы, которых вполне хватило бы, чтобы накормить пятнадцать человек.

Мы выехали из дворца в совершенной темноте часов около семи. Я ехал с пашой и его личным телохранителем в «Роллс-Ройсе». Остальные следовали за нами в двух машинах вместе с сыном паши. Мы отправились через пустыню к подножию Атласных гор, от которых Маракеш отделяло добрых триста пятьдесят километров. В этих местах паша воевал еще будучи молодым человеком, и мне было весьма интересно слушать, как он рассказывает про битвы, в которых участвовал. Паша был бербером, и его предки правили этой территорией как независимые властители в течение трехсот лет. Никогда прежде я не встречал человека, в котором бы так явно [39] были видны наследственные таланты правителя. Превосходство его казалось столь очевидным, что ему даже не приходилось демонстрировать этого. Арабы, завидев его машину, кланялись и приветствовали пашу, вскидывая руку в римском салюте, почти так, как принято у фашистов. Когда я смотрел на него в профиль, он по временам казался мне египетской мумией.

Как паша сказал мне, арабы могли сражаться с берберами, только сидя в укрытиях, а поскольку в его молодые годы единственным оружием были кремневые ружья, существовал только один способ убивать арабов – мой спутник признался мне, что их на его счету несколько сотен, – выкуривать их из зданий, в которых они укрывались. Чтобы добиться этого, берберы по ночам пробирались к зданиям и подкладывали под них самодельные бомбы, сплетая фитили из нитей, выдранных из собственной одежды, и волос. Когда наступало утро и всходило солнце, они сообщали арабам приятную весть, что те сейчас взорвутся, если не выйдут из дома. Если те выходили, берберы расстреливали их – паша сделал соответствующие жесты, чтобы я лучше понял, как все происходило, – если же они оставались внутри, берберы взрывали стену, брали здание штурмом и вырезали защитников мечами. Он рассказал мне, как однажды с двумя взводами на протяжении четырех часов выдерживал атаки целой тысячи арабов.

Мы как раз проезжали то место, где происходило описываемое сражение. Как я понял, в тот раз арабы за стенами не отсиживались. Паше пришлось оставить один взвод под огнем противника, чтобы с другим, оседлав коней, ударить неприятелю во фланг. Как он сказал, схватка была отчаянной, так что почти никто из его людей не уцелел, но и арабы также погибли. Мой собеседник показал мне оливковую рощу, в которой тогда осталось так много мертвых арабов, что шакалы со всех окрестностей сбегались в нее, и всем им хватало пищи. Многие обжирались до того, что подыхали от своей жадности.

В этих землях растет миндаль – много-много прекрасных деревьев. Если смотреть на них сверху, они выглядят пропитанной росой паутиной. Когда подходишь ближе, они кажутся похожими на вишневые деревья, но только лучше, красивее, да к тому же их великое множество, а я никогда не видел, чтобы такое количество вишневых деревьев росло в одном месте. У арабов есть такой обычай: когда человек женится или когда отмечает день своего рождения, его друзья приходят, и каждый приносит с собой по пять зерен миндаля, который они сажают. Вот оттого-то тут так много этих деревьев.