На исходе того бесконечного изматывающего дня мой шофер сержант Микс сказал мне: «Генерал, правительство тратит уйму деньжищ, чтобы содержать весь этот генеральный штаб. Мы с вами вдвоем управляемся с Третьей армией куда ловчее». В действительности же столь замечательным маршем навстречу противнику Третья армия была обязана прежде всего своему штабу, в особенности генералам Гэю и Мюллеру, а также полковнику Никсону и интенданту Третьей армии полковнику Э. Бушу. Тот, кто хочет знать, как управлять армией, должен изучить данную кампанию в мельчайших деталях, прочитав «Отчет о проведенной операции» Третьей армии. С заходом солнца 20 декабря расклад выглядел следующим образом: приданный Третьей армии 8-й корпус Мидлтона находился на левом фланге и состоял из 101-й воздушно-десантной с дополнительными подразделениями; урезанной по численности почти на два полка 28-й пехотной дивизии; 9-й бронетанковой, а также соответствующих частей корпусной артиллерии. 3-й корпус Милликина включал в себя 26-ю и 80-ю пехотные и 4-ю бронетанковую дивизию; 12-й корпус Эдди, находившийся в тот момент в Люксембурге, – 4-ю пехотную дивизии, 5-ю пехотную и 10-ю бронетанковую, отданную на данном этапе в ожидании прибытия Эдди под начало Морриса. 20-й корпус Уокера включал 90-ю, 95-ю и 6-ю бронетанковую дивизии. Между тем 6-я бронетанковая не могла покинуть место своей дислокации возле Сааргемина до тех пор, пока она на данном участке не будет заменена частями Седьмой армии. 35-я дивизия шла маршем на Мец, где должна была получить пополнения, после чего влиться в состав 12-го или 8-го корпуса в зависимости от обстоятельств. Время начала атаки для 3 корпуса было определено: 04.00 22 декабря.
21-го мне несколько раз звонило разное начальство, озабоченное тем, действительно ли я готов начать контрнаступление всего тремя дивизиями. Я по-прежнему настаивал на том. что предпочтительнее атаковать сразу пусть и небольшими силами, чем ждать, пока они удвоятся, но лишиться эффекта внезапности. В тот момент я не сомневался, что 23-го, крайний срок 24-ю я подниму корпус генерала Эдди, который вольется в операцию с 5-й пехотной, 10-й бронетанковой дивизиями и, возможно, 4-й пехотной дивизией, хотя последняя остро нуждалась в получении пополнений и отдыхе. Я пребывал в уверенности тогда и заявляю сегодня: Первая армия могла бы атаковать противника с севера во фланг 23-го числа, если бы того пожелало ее командование. Я боялся, как [172] бы противник не предпринял ложный маневр к югу от Эхтернаха поблизости от мест дислокации 4-й дивизии. Знай Рундштедт ситуацию, как знал ее я, он бы непременно так и поступил, но система оповещения у немцев всегда работала крайне скверно, и я сомневаюсь, что он представлял себе, где находится Третья армия и в каком направлении она двигается.
Я созвал совещание штабов 3, 12 и 20-го корпусов в Люксембурге. 8-й корпус находился слишком далеко, поэтому его штаб не смог участвовать в заседании. Как и всегда накануне крупной акции, все испытывали сильнейшие сомнения – все, кроме меня. Мне всегда доставалась незавидная роль луча света в непроглядном мраке нерешительности накануне жаркого дела, причем как для тех, кто был подчинен мне, так и для тех, кому подчинялся я. Между тем не могу не признаться, что в тот момент и меня терзали сомнения в успешном исходе операции, причем даже тогда, когда в 17.00 21 декабря 4-я пехотная дивизия телефонировала о начале яростной атаки неприятеля, обернувшейся позднее пшиком. Я волновался главным образом потому, что планировал открыть боевые действия на день позднее и боялся опоздать, поскольку когда мы атакуем, врагу приходится обороняться, в то же время, когда мы вынуждены защищаться или только готовимся к атаке, враг может ударить на нас. В ту ночь Милликин попросил меня отложить контрнаступление до 06.00 22 декабря.
Несмотря на серьезное сопротивление, отвратительное состояние дорог и нехватку мостов, в этот час 3-й корпус пошел на прорыв и продвинулся в среднем на двенадцать километров. Это было меньше, чем я рассчитывал, но мне приходилось отдавать себе отчет в том, как тяжело разворачивать наступление. Кроме всего прочего, я чувствовал, что враг не будет оказывать масштабного противодействия еще в течение тридцати шести часов, а к тому моменту, как я надеялся, развертывание операции уже полностью осуществится.