Война хаоса

— Почему это нельзя?! — вопрошаю я, не оглядываясь, не сводя глаз с 1017-го. — Он убил Тодда!

А если ты убьешь его, это никогда не закончится.

От этих слов я невольно разворачиваюсь:

— Как ты можешь такое говорить? Разве можно такое говорить, когда у тебя на руках лежит мертвый Тодд?!

Лицо Бена — это лицо раздавленного человека, а в его Шуме столько горя, что смотреть больно…

И при этом он находит в себе силы говорить такое…

Если ты убьешь Небо, войны не миновать. Сначала спэклы убьют нас. Потом новые переселенцы начнут массово истреблять их с орбиты, а уцелевшие затаятся и станут поджидать людей внизу. И так будет…

На секунду он умолкает, но потом собирается с духом и заканчивает уже вслух:

— Так будет вечно. Виола.

Я снова перевожу взгляд на 1017-го: он даже не пошевелился.

— Он сам хочет, чтобы я это сделала, — говорю я. — Правда, он сам хочет.

— Просто ему страшно жить со своей ошибкой, — объясняет Бен. — Ему страшно жить с этой болью, он хочет положить ей конец. Но представь, каким мудрым и добрым правителем он станет, если до конца жизни будет помнить о содеянном?

— Как ты можешь такое говорить, Бен?

Потому что я слышу их,— отвечает он в Шуме. — Всех до единого. Всю Землю, всех людей, я слышу каждого. И мы не можем позволить им умереть. Виола. Не можем. Ради этого сегодня умер Тодд. Только ради этого…

Больше он не может говорить. Он прижимает Тодда к себе, и в его Шуме звучат лишь два слова: Мой сын… мой сын.

[Небо]

Она снова поворачивается, все еще целясь в меня из ружья.

— Ты отнял его, — говорит она срывающимся голосом. — Мы столько пережили, столько всего вынесли — и победили! Мы ПОБЕДИЛИ, а ты его отнял!!!

Силы ее покидают…

Прости, — вновь показываю я…

И это не просто эхо чужого горя…

Оно — мое собственное…

Не только потому, что я оказался плохим Небом и подверг опасности всю Землю…

Но и потому, что я отнял жизнь…

Впервые отнял чужую жизнь…

Тогда я вспоминаю…

Вспоминаю Ножа…

И тот самый нож, который дал ему имя…

Нож, которым он убил Землю на берегу реки, простого безобидного рыбака, ошибочно принятого за врага…

Он раскаивался до конца жизни…

Раскаяние было написано у него на лице — постоянно, каждую минуту его пребывания в трудовом лагере вместе с Землей, оно свело его с ума и заставило сломать мне руку…

Оно заставило его спасти меня от верной смерти, когда все остальное Бремя уничтожили…

Это раскаяние — теперь мое…

И мне нести его до конца жизни…

Что ж, если мне остался всего один вдох…

Да будет так.

Земля заслуживает лучшего…

[Виола]

1017-й вспоминает Тодда…

Я вижу это в его Шуме, и моя рука с ружьем вздрагивает…

Мы забрели в рыбацкий лагерь на берегу реки, и Тодд ударил ножом спэкла…

Он убил его, хотя я умоляла не делать этого…

1017-й вспоминает страдания Тодда…

И теперь чувствует их сам…

Я тоже знаю эту боль… Ведь я вонзила нож в шею Аэрона…

Врагу не пожелаешь этой муки — убить живое существо…

Даже когда твоя жертва заслуживает смерти…

Теперь 1017-й тоже это знает, как знаю я и знает Тодд…

Знал…

Мое сердце разбито, эту рану не залечить никогда — кажется, она убьет меня прямо на этом проклятом ледяном побережье…

И я понимаю, что Бен прав. Если я убью 1017-го, пути обратно не будет. Второго вожака они нам точно не простят: от нас мокрого пятна не останется. А потом, когда прибудут переселенцы…

Бесконечная война, бесконечные смерти…

И снова все зависит от моего решения…

Развязать новую войну или не дать этому случиться…

Один раз я уже сделала неправильный выбор…

Неужели это — цена ошибки?

Она слишком высока…

Слишком высока…

Но если я опять решу свести личные счеты…

Если я заставлю 1017-го платить… Тогда мир изменится…

Мир кончится.

Но мне плевать…

Мне плевать…

Тодд…

Прошу тебя, Тодд…

Тодд?

Вдруг до меня доходит…

Сердце обливается кровью, но…

Если я убью 1017-го…

И война начнется заново…

И нас всех убьют…

Кто же тогда будет помнить Тодда?

Кто узнает о его подвиге?

Тодд…

Тодд…

Мое сердце бьется вдребезги.

Навсегда…

Я падаю на колени в песок и снег…

С губ срывается вопль — бессловесный истошный вопль…

И я бросаю ружье.

[Небо]

Она бросает ружье.

Оно падает на песок, так и не выстрелив.

А значит, я — по-прежнему Небо. Я — по-прежнему глас Земли.

— Не хочу тебя больше видеть, — сдавленно произносит она, не открывая глаза. — Никогда.

Да, — показываю я. — Да, понимаю.

Виола? — показывает Источник…

— Сегодня я этого не сделала, — говорит она ему. — Но если я увижу его снова, не знаю, смогу ли остановиться. — Она поднимает глаза, но на меня не смотрит. — Убирайся отсюда! Убирайся!

Я перевожу взгляд на Источника, однако и он не смотрит на меня…

В его голосе лишь боль и печаль, все мысли об убитом сыне…

— УХОДИ! — кричит она…