Вячеслав очнулся, когда на поляне осталась наша четверка. Очнулся с желанием разорвать командира автоматчиков на сотню маленьких перевертней. Как же он удивился, когда обнаружил, что всё закончилось и без его вмешательства. Побурчал для порядка, но после обрадовался такому исходу. Ведь всё хорошо, когда хорошо кончается. А у нас вроде как «хэппи-энд» намечается.
Вот только для кого он счастливый-то?
Для потерявшей родителей Людмилы? Для оставшегося без друга Вячеслава? Я умолчу про себя, не хватало к кричащим мышцам добавлять ещё и мысленные страдания. Одна Ульяна покачивается на руках у Людмилы и чувствует себя более-менее в порядке. Когда мы отправляемся в путь, то направление выбираем прежнее.
Мы идем домой…
Комары жрут немилосердно – как я этого не замечал ранее? Может, кожа была тверже? Корни и колючки задаются целью оставить себе частичку меня. Я терплю, уклоняюсь от острых колючек терновника, от мокрых ветвей рябины, от широких еловых лап. Мы рванули с места в карьер, как только Вячеслав достаточно пришел в себя.
На душе пусто, словно в шляпе у нищего в начале рабочего дня. Что-то осталось на поляне… Что-то невосполнимое, такое, без чего нельзя себе представить новый день. Остались два почти родных человека, два охотника, тетя Маша и Александр. Они ушли… Ушли безвозвратно. Я не верю, что мы когда-либо встретимся с Александром… с Сашкой… со Шнурком. Хотя, жизнь такая штука, что сегодня и не узнаешь о завтрашнем происшествии. Буду ждать, надеяться и верить. Ведь кроме Сашки у меня только Вячеслав с Людмилой и остались.
Вячеслав матерится, когда я падаю в очередной раз. Поднимает меня, втаскивает себе на спину и велит держаться. Со школьных лет я не ездил на закорках, а уж по тайге и вовсе никогда. Подо мной перекатываются каменные мускулы, кусты мелькают быстрее. Людмила бежит впереди, Ульяна покачивается на теплых руках.
День и ночь – сутки прочь. Время проходит также быстро, как пролетают под ногами берендея сучья и сосновые шишки. Волчий вой сопровождает нас и подгоняет берендеев. Я видел пару раз мелькавшие серые спины, но внутри зреет убеждение, что нас не преследуют, а сопровождают. Сашка послал…
Ульяна не пугается волчьего воя, спокойно относится и к долгому бегу. Малышка воплощает в себе уверенность в завтрашнем дне и безмятежность по отношению к сегодняшнему. Шаг за шагом, прыжок за прыжком… уверенность и безмятежность…
Я даже позавидовал ребенку – она ещё не осознала того, что произошло и, возможно, никогда не узнает. А у меня перед глазами встают образы нашего путешествия, ручьи крови и островки боли в бурной реке страдания. Жил, развлекался, хохмил, почти никого не трогал и тут на тебе – с головой окунули в киношный мир оборотней. Нет, я читал о них, даже ощущал мурашки на коже от представления нашей возможной встречи, но чтобы так… да ещё и стать одним из них…
На бегу мы почти не разговариваем – берендеи берегут дыхание. Мелкий дождик присоединяется к волкам и сопровождает нас на протяжении дня. Холодные капли едва не шипят на разгоряченных лбах, но мы всё дальше и дальше удаляемся от столбов, постамента и от четверки неожиданно пропавших людей, от Александра и Юлии, от неизвестного голоса. Что-то внутри подсказывало, что это был голос Рода – верховного бога славян. К сожалению я так мало о нем знаю, почему-то в школе мы всё узнаем о греческих и римских богах, о их сексуальных похождениях и родившихся детях, но тема славянских богов стыдливо замалчивается. Несправедливо как-то…
В Волчье мы выскакиваем глубокой ночью. Собаки села сперва завывают, но, после того, как Вячеслав негромко рыкает, раздается лишь испуганное поскуливание. До дома Платонова мы добираемся никем не замеченные. Дверь оказывается незапертой, на покрытом скатертью столе лежат ключи от машины и записка:
«Если я не вернусь через неделю, то забирайте всё себе и не поминайте лихом»
– Мда, как в воду смотрел, – комментирует содержание записки Вячеслав.
– Предвидел?
– Да кажется мне, что это всё было подстроено. Охотница с Сидорычем заранее спланировали недавнюю встречу, и у них всё получилось, – хмыкает недоверчивый берендей.
Людмила в это время гремит чугунками на кухне. Ульяна щурится на включенную люстру, лежа на застеленной кровати. Мы находим несколько комплектов одежды. Коротковата, но всё же лучше, чем ничего. Людмила отыскала полбатона колбасы, черствый хлеб и банку скисшего молока. Готовить ничего не хочется, и мы наскоро закидываем в голодное нутро нарезанные бутерброды.
В машине оказывается заправленный бак. Собаки провожают громким лаем нашу уезжающую колесницу – чуят, что сегодня их убивать не будут. Волчий вой рвет утренний сумрак всего один раз, и собачий лай вновь сменяется скулежом.