Война кланов. Охотник 1

Три подобные «руки» приближаются ко мне. Крепкие «руки», мускулистые. Милиционеры, в куртках из свиной кожи, которые слабо поскрипывают при движении, внимательно осматривают меня. Следователь, презрительно скалится, на правом глазу застыла черной нашлепкой «кутузовская» повязка.

Да нет, не может быть! И снова волна ярости накрывает меня, захлестывает мгновенным помутнением.

Убить! Уничтожить! 

Я резко выдыхаю, сбрасывая охватившее напряжение. В груди начинает возиться морозец, от его ледяных прикосновений застывают печень, легкие, селезенка. В зеркальной стене, за спиной вахтерши, отражаются три неспешных машины возмездия и наказания. Один из милиционеров скрестил руки у двери, а по окнам первого этажа традиционно вживлялись кованые решетки. Отступать некуда…

Уползай, малыш.

– Она всё-таки вызвала тебя, – улыбается Голубев.

– Простите, что?

– Да я так, о своём, не обращай внимания, – отвечает следователь.

Стальной взор скользит по одежде, по лицу, я ощущаю себя как под рентгеном. Возникло чувство, что следователь осмотрел каждую кость, прикинул на вес печень, понаблюдал за сокращениями сердца. Даже оценил качество мяса в тех щах, что я ел у ребят.

– Что ты натворил? – шипит в спину Зинаида Павловна.

– Да! Хороший вопрос – что же я натворил? – задаю тот же вопрос.

Отступать некуда, так хоть постараться сохранить достоинство. Милиционеры переглядываются, предвкушение игры отражается на угрюмых лицах. Как же порой власть дурманит разум…

– Ничего такого серьезного, но вам нужно проехать с нами для дачи показаний. Вы неожиданно покинули больницу, вот мы и подумали подождать здесь. Надеюсь, у вас найдется время для ответов на вопросы? – Голубев сама вежливость, хотя кривая улыбка (скорее оскал) выдает с головой.

Для Зинаиды Павловны играл?

Вахтерша навострила уши и жадно ловила каждое слово. На блестящей плоскости коричневого стола застыла авторучка. Эх, какая прекрасная тема для обсуждения с подругами на лавочке: студента забирает наряд. Сколько версий возникнет, сколько предположений – куда там очередной серии «Богатые тоже плачут».

Здоровый глаз следователя пытается прожечь во мне дырку, но после встречи с оборотнями он уже не кажется страшным и опасным. Так, обычный человек, который пытается сделать свою работу проще, и следит, чтобы к знакомой девушке не приближались шалопутные парни.

Или он не человек? Заглянуть бы под повязку…

– Конечно же, я всегда рад сотрудничать с нашими доблестными правоохранительными органами! Можно мне забрать свои документы из комнаты?

Не нужно злить понапрасну стражей правопорядка. Я вытираю потные ладони о карманы плаща, а по телу пробегает озноб. Вспотел и замерз одновременно…

– Прапорщик, проводите молодого человека. Возможно, он не полностью оправился от ранений! Хотя, выглядит отлично, – Голубев усмехается, оценив костюм а-ля «на картошку».

Второй из быкообразных верзил издевательски согнулся в легком поклоне и застыл в приглашающей позе, как заправский дворецкий. Тот, что застыл у двери, хохотнул грубым голосом. Как же мало нужно для счастья…

   Голубев отошел к вахтерше и заговорил с ней о погоде. Ну-у, я к ним сам собирался за Женькой, так что это даже к лучшему. Вроде как явка с повинной… только я ни в чем не виноват! Глупо, конечно, но я ещё верил в «хороших и добрых милиционеров». И вскоре я разуверился в этом…

Мы с прапорщиком поднимаемся на третий этаж. Настоящий громила, таких я видел по телевизору, когда показывали санитаров психбольниц или боксеров-супертяжей. На широкой лестнице грохочут тяжелые шаги, а дыхание опаляет шею. Идущая от него неприязнь почти физически толкает в спину. Интересно, а если бы он и в самом деле толкнул меня, то на каком бы этаже я сумел бы остановиться? Проверять эту идею нет никакого желания.

Большие окна холла третьего этажа плещут светом в рукава синих коридоров, потрепанный линолеум щерится прорехами на полу. Поцарапанные двери скрывают за собой веселые дни и страстные ночи. Студенческая общага видела разное, страсти порой превосходили шекспировские.

Вот и моя комната, в замке поворачивается ключ. Я толкаю дверь, и на звук из соседней комнаты высовывается голова сокурсника. Увидев меня, сосед хотел что-то спросить, но тут взгляд натыкается на скалу в серой форме. Рот автоматически захлопнулся. Я приветливо подмигиваю, и однокурсник тут же испаряется. Милиционер остается у двери, кидает взгляд на нашу комнату и презрительно морщит нос.

Родная комната встречает давно некрашеным полом, плакатами рок-групп и кислым запахом пепельниц. На стенах красуются созданные мелком «Машенька» огромные надписи: «Янки, гоу хоум!». Для русских тараканов и написано по-русски. Слегка ободранные стены, потрепанная мебель, крошки на столе – обычное убранство студенческой комнаты парней. Ещё вчера я вышел из неё. Недавно, а кажется, что прошла целая вечность.

Сейчас бы ущипнуть себя и проснуться на кровати у окна. Даже после сна с оборотнями и их странным договором. Нет, я давно убедился, что это не сон.