Война кланов. Охотник 2

Страшно, до скулежа страшно, но мы держимся. Мы стоим насмерть, за свою Родину, за Россию. Мысли об отступлении посещают, но давлю их на корню. Я не могу предать остальных…

Что же произошло? А? Я не хочу видеть сон, я хочу обратно!!! Я попытался удариться изнутри о того, чьими глазами смотрел, но мое бесплотное тело словно висело в невесомости, а тело бойца жило своей жизнью и подчинялось только хозяину.

Степан с самого начала обороны воюет, израненный телом, с издерганными нервами. Выходит из бруствера за секунду до взрыва, ускользает от пуль и осколков, что вонзаются в то место, где он только что стоял. Счастливчик, чего нельзя сказать о напарниках по расчету, пятерых забрала безносая. Степан-везунчик, но в то же время никто не хочет выходить с ним в пару. Мужчина словно перебрасывает свою долю на напарников.

– У меня есть медальон заговоренный, вот он пули и отводит, – смеётся на расспросы Степан.

Даже как-то показал медную бляшку, не больше алтына. На одной стороне искусно выбит арбалет, позади какие-то древние руны. Говорит, что от деда досталось и теперь охраняет пуще железобетонных стен. Говорит с улыбкой, а глаза смотрят испытующе – верю ли?

Медальон! Он такой же как у меня – значит это тоже охотник? Быстрее бы закончился сон, ведь там Юля…Там Юля!!!

Вот и меня цепляет, хотя вряд ли из-за везучести Степана. У нас почти все солдаты в той или иной степени ранены. Убитых не успеваем хоронить, огромные серые крысы шмыгают по трупам.

В наше окно уставился пустыми глазницами мой старый знакомец Серега. Наглые вороны выклевали ему глаза. Михайло лежит всего в сотне метров, но к нему нельзя приблизиться – летним ливнем сыплются пули, бомбы, гранаты. Артобстрел продолжается, снаряды ухают с частотой барабанной дроби, гул от взрывов почти сливается в один сплошной вой. Наша артиллерия отплевывается в ответ.

Я протягиваю ленту с уложенными свинцовыми малышами, щелкает затвор и «Максимка» снова оживает, посылает смерть по чернеющим окопам. Степан редко стреляет мимо, за каждую пригоршню патронов окопы расплачиваются одной немецкой жизнью. Наш пулемет редко стоит без работы…

Я невольно сопереживаю солдату. Жар битвы увлекает меня – если сейчас не могу узнать, что случилось с Юлей, так хоть постараюсь больше запомнить из показанной жизни.

Разведка доносит, что идут странные приготовления у немцев, показываются какие-то баллоны, трубки. Мы догадываемся, что грядет химическая атака, но не можем ничего ей противопоставить. Остаётся стараться выбить как можно больше противников. До чего же тошно смотреть, как палач раскладывает свои инструменты.

В желтое небо, похожее на голландский сыр, взвивается яркая ракета – что-то начинается. Приходит сигнал для немцев, хотя нас и так обстреливают не переставая.

Пехотная атака?

Вряд ли, когда немцы идут – их пушки молчат. Не желают они попадать под свой обстрел.

Неужели начинается химическая атака?

– Петруха, смотри! – Степан машет головой на окопы. – Вон она как, смертушка-то приходит!

Я облокачиваюсь на выщербленный подоконник и выглядываю наружу, где из немецких окопов выползает темно-зеленая полоса. Ветер весело гонит эту тучу в нашу сторону, словно туман нагоняет на чахлые деревца в долине. Однако, если утренний туман светлеет белыми космами, то эта туча зеленеет болотной тиной.

Смерть идёт, накрывает широким подолом балахона всё, что попадается на пути. Вижу, как хватаются за горло пехотинцы в окопах, сгибаются и падают скрюченные люди.

– Отче наш, иже еси на небеси! – кричит молодой солдат, застывший у скрытой в рощице пушки, когда к нему подползает волна.

Мы зачарованно смотрим на нее – впервые сталкиваемся с такой подлостью войны. Ни противогазов, ни баллонов с кислородом, лишь взрывающиеся снаряды, визжащие осколки и неумолимо ползущая широкая полоса. Около тысячи человек в крепости, и никуда не отойти – артобстрел не дает высунуться.

Я готов взвыть вместе с солдатом от полной безысходности – деваться некуда и молодое тело должно лечь бездыханным трупом. Наверно, так себя ощущают приговоренные к смертной казни, которых ведут к месту последнего вдоха.

– Эй, Петруха, воду тащи! – Степан скидывает сапог и живо разматывает ткань портянки, затем орёт так, что перекрывает грохот взрывов. – Бойцы, укутывайте рыла мокрой тряпкой!!!