Война кланов. Охотник 2

Кое-как я стягиваю путы и присоединяюсь к борьбе с общим горем: хватаю ведра, выплескиваю блестящую влагу, бросаю назад под голосящий крик женщин и спертый мат мужчин. Вода пузырится на бревнах, но потушенные участки вновь занимаются ярким пламенем.

 Мелькают лица, руки, ведра. Юля и оборотни отходят в сторону, сейчас важнее не дать распространиться пожару. Схватить, выплеснуть, отдать, схватить, выплеснуть, отдать.

– Стой, Николай! – откуда-то слева прилетает крик, и я невольно оборачиваюсь.

Разметав в разные стороны мужчин, настоятель кидается в огонь, тощая бородка окаймляет беззвучно кричащий рот.

Я перехватываю вырвавшегося священника, он отмахивается от меня, как от назойливого насекомого. Полгода назад, до теткиных тренировок я бы отлетел, но то время прошло. Я нажимаю ему на точку на артерии, чем обеспечиваю полчаса сна. Откидываю назад грузное тело, батюшку подхватывают два мужика.

– Сашка, ты как здесь? Там же тетка… – перекрикивает гул пожара подбежавший участковый.

– Что с тётей? – кричу я в ответ и чувствую, как холодок пробегает внутри.

– Ай, ладно, потом, всё потом. Держи ведра!

Где-то вдалеке раздается сирена пожарной машины.

– Наконец-то! – выдыхает полная женщина, которая принимает из рук ведра, и плещет в бушующую стихию очередную порцию воды. – Как же они долго добирались.

Красно-синие мигалки сверкают по невысоким домам, приближаясь к нам. Завывающая больным зверем, красная машина выныривает из-за поворота. Как горох из мешка рассыпаются брезентовые мужчины, сноровисто вылезает инвентарь и шустро разматывается рукав.

По инерции ещё передаются ведра, когда внутрь падает крыша. С криками люди отскакивают от разлетевшихся горящих стропил и кусков покореженного металла. В небо взмывает фонтан сверкающих искр. Мощная струя пены бьет по горящему храму, языки пламени ползут вниз по стенам.

Я здесь больше не нужен.

Что там с тетей?

Ноги сами несут к дому, по пути пытался отряхнуть испачканную одежду – бесполезно. Озадачил вид машины «Скорой помощи» у нашего дома, распахнутая калитка, концы защитной веревки на песке дорожки.

Чуть поодаль валяются несколько вырванных кусков дерна – на кусте крапивы слабо колышется серый клок шерсти. В окнах дома горит свет и на шторах мелькают тени. Я подскакиваю к курившим санитарам.

– Здравствуйте! Что тут происходит? – я внимательно осматриваю обоих.

Последнее время мне не очень везет на людей.

– А тебе какое дело? Или пожар потушили? – вопросом на вопрос отвечает пожилой санитар со слегка выкаченными глазами.

– Я здесь живу. Что с тетей?

– А-а, с тетей говоришь. Пока ты по девкам лазил, волки порвали твою тетю, защитник хренов! – резко выплевывает второй санитар, помоложе и поразвязней.

– Где она? – я разворачиваюсь к дому, но молодой санитар успевает поймать за рукав.

– В машине она, мы вовремя приехали. Благодари Бога за того доброго человека, который вызвал нас. Пока бы ее нашли, да пока откачали…

Дальше я не слушаю, подлетаю к машине и рву на себя тяжелую дверцу, едва не сорвав с петель.

Внутри машины, на носилках лежит тетя Маша, сухонькая и жалкая, руки и грудь обмотаны бинтами, сквозь белизну марли краснеет кровь. Глаза закрыты, глубокие царапины перечеркивают возрастные морщины на лице. Грудь бурно вздымается, дыхание выходит с легким присвистом.

Рыжеволосая женщина в белой шапочке набирает из бутылочки в шприц. Когда я распахнул дверцу, врачиха вздрогнула, и в бутылочке качнулась жидкость.

– Закройте дверь! – команда звучит так резко, что я отшатываюсь, но справляюсь с собой.

– Я племянник. Что с тетей?

– Закройте дверь! Вы что, с первого раза не понимаете? – после того, как женщина видит мое лицо, то сжаливается. – Всё будет нормально, мы успели вовремя, но сейчас не мешайте работать. Соберите вещи для больницы, документы и прочее.

Я не могу оторвать взгляд от тщедушного тела на носилках. Самое родное существо на планете лежит, беспомощно раскинув сухонькие руки, и я ничем не мог ей помочь. Врачихе приходится ещё раз прикрикнуть на меня, прежде чем я отправляюсь в дом собирать вещи.

Кто же такой напал на могущественную охотницу?

Тот же, кто ударил по крыше палатки, связал меня и поджег храм?

Если такое случилось с тетей, то что случилось с Юлей?

Веревка на заборе развязана руками, нигде нет и намека на разрыв. Значит, тетка вышла на улицу сама, либо увидела кого-то знакомого. Я поднимаюсь на крыльцо – кругом никаких следов бойни.

Серый клочок!

Я вновь подскакиваю к калитке, но на вырванных комьях земли не оказывается никакой шерсти.

Может, показалось? Но капли крови на траве блестят в свете фонаря и фар машины «Скорой помощи».

В доме ко мне кидается соседка. Хотя мы с тетей держались в стороне от народа, но по русской душе мы – соседи, а значит немного родные. Это в больших городах не знаешь – кто твой сосед по площадке, в небольших деревеньках люди привыкли воспринимать соседа как дальнего родственника. Даже если и ругаешься с соседом днями напролет, но встретишь на чужбине и забудешь старые обиды, человек воспринимается как частичка родного места.