Война (Книга 3)

- И не от дьявола, - подхватил Грибачев. - Тот хоть и пройдоха, но изобретательный. А ты, Михайло, мог бы, между прочим, и сам сказать об этом автору, все же в моем литкружке учился.

- Я для него не авторитет, - розовея сквозь загар, пытался оправдаться Иванюта. - Да и разве сейчас, когда война, про любовь надо писать?

- Ну ты того, - заволновался Рыленков, - ты все же думай, что говоришь... Вон у Толстого в "Войне и мире"...

Неизвестно, что б сказал он еще, но сквозь вышибленное окно в кабинет ворвался нарастающий вой сирен. Миша насторожился, уже познав, сколь неприятна бомбежка в городе, но сделал вид, что сирены его не волнуют. Оба Николая тоже решили не идти в бомбоубежище. Рыленков, досадливо сморщив лицо, махнул рукой:

- Не набегаешься. - И специально для Миши растолковал: - Ночью мы или охотимся за немецкими сигнальщиками, или в подвале отсыпаемся. А днем, если каждый раз бегать, ничего не успеешь сделать.

- "Рабочий путь" регулярно выходит? - поинтересовался Миша, с облегчением пряча в сумку блокнот со стихами.

- Ежедневно! - ответил Грибачев не без гордости. - Правда, форматом поменьше. - Потом пояснил: - Часть типографии бомбой поковыряло, да и людей в армию забрали - редакционных и типографских. А нам велено пока делать газету... Но, думаю, скоро и нас позовут... - Глубоко затянувшись табачным дымом, он помолчал и спросил, кинув на Иванюту оценивающий взгляд: - Смоленск-то не собираются наши сдавать, как думаешь?

- Это высокая стратегия, - уклончиво ответил Иванюта.

- Смоленск - ключ от Москвы, - с оттенком назидания сказал Рыленков. - Издревле так считается. Вон Грибачев недавно поэму "Осада" опубликовал. Не довелось читать?

- Читал.

- Там живая история... Воевода Шеин почти два года держался в осаде против польского короля Сигизмунда. А у того войска было больше раз в двадцать. Чего только город не перенес - пожары, подкопы, голод. Ни одной вороны, ни одного воробья не оставалось - поели... Ну, а за это время Белокаменная кликнула клич по всей Руси, собрала рать, и остался Сигизмунд на бобах. Вот это была стратегия!

Грибачев, закончив правку какой-то заметки, закурил очередную папиросу и обратился к Иванюте:

- Так, говоришь, заголовок к листовке тебе нужен?.. Сам сделай! Или хочешь чужим умом жить, в интеллектуальные иждивенцы подаваться?.. Ну, если не получится - поможем...

Но Иванюта не расслышал Грибачева. От близких взрывов бомб дом задрожал и, кажется, загудел. Миша встревоженно выглянул в окно на опустевшую улицу и увидел на противоположной стороне, у сквера, знакомого капитана и двух красноармейцев: это были патрульные, которые обезоруживали его у Лопатинского сада. Запрокинув головы, они смотрели то ли в небо, откуда доносился грозный рев самолетов, то ли на верхние этажи здания редакции.

18

В эти июльские дни среди генералов и старших офицеров, руководивших боями в первом оперативном эшелоне на смоленском и витебском направлениях, пожалуй, не было такого, который смятенными мыслями не возвращался бы в 1812 год, когда здесь же, на этих пространствах, велось ожесточенное сражение с наполеоновскими войсками. Не оказался исключением и Михаил Федорович Лукин. Получив приказ возглавить оборону Смоленска, он, как и следовало ожидать, вновь начал подсчитывать свои силы, прикидывать возможности, размышлять над разными вариантами действий. Томила обида, что его 16-я армия, с которой он прибыл к началу войны с востока, здесь, под Смоленском, была раздергана по частям. Особенно был недоволен генералом Курочкиным, который, с его точки зрения, буквально "ограбил" главные силы 16-й, забрав у Лукина все танковые и механизированные соединения и оставив ему только две стрелковые дивизии. Михаил Федорович знал, что Курочкин сделал это по приказу высшего командования, понимал также вынужденную разумность таких мер: враг неистово взламывал нашу оборону, и каждый день нужны были свежие силы. Но все-таки не мог усмирить рассерженные, ревнивые чувства. Тешил себя лишь надеждой, что все-таки сдюжит. "Нехватку сил восполним военной хитростью, крепостью русского характера и, может, используем непредвиденные обстоятельства и просчеты врага", - думал он. В то же время напрягал память, чтобы воссоздать в воображении картину действий русских армий в Отечественную войну 1812 года - авось тоже пригодится.