Война. Книги 1-3

…Перед вечером, поставив полуторку во дворе, они поднимались на третий этаж с некоторой неуверенностью – ведь шли в квартиру генерала. Васильский нес сумку с продуктами, которые припас было для своей семьи. Но никого не застал дома – жена с сыном и соседи по коммуналке эвакуировались из Москвы. Шофер Аркаша тоже был в расстроенных чувствах: его довоенное шоферское общежитие оказалось снесенным немецкой фугаской. Только Иванюта поднимался по ступенькам в добром расположении духа, так как сделал в военторге все заказанные ему покупки.

Договорились не задерживаться долго у Чумаковых. Васильский сфотографирует Ирину в домашней обстановке, попьют чайку и покинут Москву. Все были уверены, что мать Ирины конечно же не отпустит ее на фронт. Да и сами сомневались – стоит ли везти в редакцию на корректорскую работу дочь прославленного генерала. Там ведь условия нелегкие, а войне конца-краю не видно.

Дверь им открыла Ольга Васильевна – мать Ирины. В коричневом платье, с уложенными волосами, она выглядела очень моложаво: ее большие темно-синие, светящиеся приветливостью глаза с гнутыми бровями над ними, белозубая улыбка – весь ее привлекательный домашний облик свидетельствовал о радушии. В прихожей сняли свое зимнее одеяние, затем вернулись на лестничную площадку и старательно обмахнули с валенок снег. Ольга Васильевна предложила всем мыть руки.

Иванюта первый вошел в ванную комнату со сверкающими кафелем стенами, а Васильский и Аркаша понесли на кухню продукты, уговаривая Ольгу Васильевну не отказываться от гостинца.

Миша уже взялся за вафельное полотенце, когда к нему заглянула Ирина и спросила:

– Моя помощь не нужна?

Оглянувшись на знакомый голос, он застыл в оцепенении: это была совершенно другая Ирина! Еще краше той, которую он десятки раз с тихим восторгом рассматривал на фотографии! Нежное, точеное лицо, короткая прическа волнистых волос, огромные синие глаза, глядевшие, казалось, в самое сердце.

– Что, опять не похожа? – с милой непринужденностью бархатным голосом спросила Ирина. – Правда, и у нас освещение не ахти какое, но разглядеть человека можно. – Она взяла Мишу под руку, повела в кабинет, служивший и столовой.

Миша ошалело оглянулся на шкафы с книгами, закрывавшие стены, на картины и фотографии в простенках и послушно уселся в кресло, к которому его подвела Ирина.

– С ума можно сойти, – непроизвольно, но вполне внятно прошептал Миша. – Ничего подобного никогда не видел.

– Вы имеете в виду Мики? – Ирина указала на крупную, пепельного цвета кошку ангорской породы, лежавшую на ковре у кадки с фикусом.

Уловив в голосе девушки иронию, Миша перевел на нее несмелый взгляд и увидел, что лицо ее сияло нежной загадочной улыбкой, а в глазах, смотревших как бы чуть свысока и снисходительно, все-таки плескалось молодое озорство и слабо скрытое доброжелательство. И гордый поворот головы с чуть приподнятым подбородком.

От потерянности, слепящего и дурманящего восторженного чувства Миша не знал, что делать со своими руками и ногами в неуклюжих валенках, куда устремить взгляд.

Ирина же как бы наслаждалась его потрясенностью и смятением, видимо вспоминая разочарование, которое уловила в глазах Миши сегодня утром, когда он знакомился с ней – чумазой и сонной.

Заметив рядом с фикусом несколько почтовых бумажных мешков, Миша, чтобы хоть что-нибудь сказать, неожиданно для самого себя спросил:

– А в мешках почта?

– Да, письма с фронта! Вы же напечатали в газете мой домашний адрес.

Миша вдруг будто увидел огневую позицию минометчиков, которые писали первое письмо Ирине, вспомнил своего дружка Колодяжного и, кажется, обрел способность мыслить с большей уверенностью.

– А от капитана Колодяжного было письмо? – настороженно, со скрытой ревностью спросил он.

– Не помню такого… Писем очень много! Я вынуждена раздавать их для ответов нашим девушкам… – Ирина умолкла, заметив, что Иванюта устремил на нее горящий, полный отчаяния взгляд.

– Ирина Федоровна… – прошептал Миша.

– Зовите меня Ириной…

– Ириша… Можно, я вам тоже буду писать письма?

– Так вы же меня с собой забираете! – встревоженно изумилась Ирина.

– Вас мама, наверное, не пустит на фронт.

Последнюю фразу услышала Ольга Васильевна, несшая к столу вместе с Васильским и Аркашей тарелки с закусками.

– Почему это я не пущу ее? – улыбчиво спросила она. – Пусть едет! Сейчас весь народ воюет.

«Пропал гвардеец Иванюта! – с восторгом в сердце мысленно воскликнул Миша, вспоминая при этом, что в редакции газеты «Смерть врагу» он единственный холостяк. – Быть тебе, Михаиле, зятем генерала Чумакова! Иначе – не жить!..»

А когда возвращались в редакцию – путь был мучительно трудным, ибо по Ленинградскому шоссе нескончаемым потоком шли войска – пешие, в большинстве лыжные батальоны, ревели моторами танки, тягачи с пушками на прицепе, «катюши», – Мишу больно полоснула по сердцу мысль, от которой стало стыдно: «Как это я могу мечтать о своем личном счастье, когда впереди еще целая война?..»