Война кончается войной

— Ну-ка, дай. — Васильев прервал объяснения старшего лейтенанта, отобрал у него медальон и положил рядом с первой половинкой.

Первым делом проверили стык на изломе. Две половинки подошли друг к другу идеально. И уж конечно, совпали текст и цифры. Никаких сомнений не было, что это две части одного и того же медальона. Вряд ли нужно устанавливать судьбу шутце[6] Отто Ланге, которому принадлежал этот медальон. Скорее всего, гниют останки солдата где-то, присыпанные землей, а медальон его решили использовать как пароль.

— Ну, вот вам и ответ, — кивнул Воротников удовлетворенно, — на вопрос, который так долго всех мучил. Очевидно, планировалась встреча с Нечипоренко. Он должен был забрать письмо и переправить его за линию фронта по их каналу.

— Наверное, даже понятно, — добавил Васильев, — почему половинка медальона валялась в траве, а не лежала в кармане убитого главаря банды. Он выбросил «пароль» подальше, чтобы не навести на след. Тогда второй вопрос, на который ответа нет и не будет. Почему Нечипоренко не выбросил свою половинку медальона, когда собрался стреляться?

— М-да, — пробормотал Бессонов, — «не успел» прозвучит глупо. Что человек с такой подготовкой, как Нечипоренко, забыл про «пароль», тоже не очень верится. Но, очевидно, иного объяснения мы не получим. Ладно, будем считать, что с медальонами мы разобрались. Надо продолжать отрабатывать связи Нечипоренко в Ровно. Он мог работать с кем-то из своих старых соратников. А теперь давайте вернемся на минутку к гибели Михая Трубача в Загоре. Глеб Иванович, когда ваши люди вернутся оттуда, сообщите, что они выяснили.

— Почему вас так заинтересовал этот случай? — удивился Воротников.

— Не знаю, как и объяснить, — Бессонов поднялся, кивнул Васильеву, подошел к двери и снял с вешалки свою фуражку. — Активистов, бывших партизан, милиционеров, бывших фронтовиков в Ровенской области живет не один, не два и не десять. Есть наверняка и военнослужащие, что находятся в краткосрочном отпуске у родных. И все-таки убит именно Михай Трубач. Как-то не похоже это убийство на террор против сторонников советской власти. Всего один случай. В Загоре.

Было уже далеко за полночь, когда обложившемуся разыскными делами майору Воротникову дежурный принес стакан крепкого чая. В здании Управления НКВД было тихо, и от этого очень чувствовалась напряженная тишина ночной улицы за окном. Именно напряженная тишина, от которой люди не знали, чего ждать. Тишина, которая болью приросла к телу еще со времени фашистской оккупации. Комендантский час, изредка мерный шаг немецких патрулей. Иногда звуки проезжающих машин или мотоциклов, и снова неестественная тишина большого города. И ночной город, сжавшийся по углам, квартирам и подвалам, вздрагивал в этой ночи от автоматных очередей. Каждый думал, что вот еще кому-то не повезло. Еще кого-то нашла смерть.

И сейчас почти такая же тишина на улице. Люди боятся в такое время выходить из дома. Нет фашистских патрулей, но есть бандиты, оуновцы. И снова нет-нет, да раздадутся в ночи выстрелы. И снова вздрогнет город и подумает, что еще кого-то сегодня не стало.

Когда в коридоре вдруг раздались быстрые решительные шаги, Воротников понял, что случилось что-то важное.

— Хорошо, что вы еще здесь, Глеб Иванович. — Вошедший Бессонов бросил фуражку на край стола и почти упал на стул.

— Что случилось? — Майор отодвинул стакан с чаем и потянулся к пачке папирос.

— Я получил информацию, — покусывая губу, ответил Бессонов. — Оперативную информацию, так что уж вы не пытайте меня про источник. Один очень опытный и знающий человек, я бы назвал его старым хирургом, видел культю ампутированной руки начальника Загорской милиции Коваленко.

— Ну и что? — Рука Воротникова замерла с зажженной спичкой.

— А то, — устало продолжил Бессонов. — Операцию по удалению руки делал не советский врач. И не в советском госпитале.

— Вы хотите сказать, что…

— Это не я, — дернул плечом Бессонов. — Это старый хирург. По тому, как натягивалась кожа, как сшивалась, ну и еще по ряду признаков он считает, что операцию делал немецкий врач. Видите ли, Глеб Иванович, у них, у хирургов, тоже есть свои традиции, свои научные школы. И одни и те же операции, тем более такие сложные, делаются в принципе одинаково, но разными приемами. Методика разная.

— Вот так, значит, — Воротников все же прикурил и бросил спичку в пепельницу. — Если бы мне Шаров такое заявил, я бы не поверил, но ваш опыт… Черт побери, мы же его проверяли. Или все же есть оправдание вашим выводам?