Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Предоставив Эйтину наводить порядок в войсках, Ньюкасл наконец тронулся в сторону Мура и в 9 утра присоединился к Руперту с кортежем из Йоркских дворян. «Милорд, мне хотелось, чтобы вы с вашими силами прибыли раньше, – сказал Руперт, – но надеюсь, что нас ждет знаменательный день». Ньюкасл сообщил ему, что его люди заняты разграблением брошенного лагеря противника, но лорд Эйтин, без сомнения, в скором времени приведет их. Руперт, зная о нынешней слабости противника, предлагал атаковать немедленно, не дожидаясь их. Ньюкасл возражал, и принц согласился с его мнением, сделав, таким образом, вторую серьезную ошибку. Войска парламента занимали неудачную позицию. Их окружали высокие хлеба и живые изгороди, которые ограничивали свободу маневра, а движение замедляли неоднократные сильные летние ливни. К 4 часам пополудни, когда Эйтин с пехотой дошел из Йорка до Мура, армии противника были полностью построены и приведены в боевую готовность. Сквозь влажную предвечернюю жару можно было услышать, как они поют псалмы.

Роялисты стояли на открытом месте, сторонники парламента – чуть выше, но их позиция среди огороженных полей и зарослей дрока была менее удобной. Между армиями проходила канава, кое-где обрамленная изгородями. Фронт парламентских войск растянулся на полторы мили от деревни Марстон с правой стороны до деревни Токвит с левой. Оливер Кромвель с кавалерией Восточной ассоциации, насчитывавшей около 3000 человек, стоял на левом фланге, сэр Томас Ферфакс с кавалерией Севера численностью около 2000 – на правом, где почва была изрыта ямами и трудно проходима. Шотландцы согласились разделить свою кавалерию, сформировав из нее на обоих флангах резервы для англичан. Командующий их кавалерии Дэвид Лесли стоял рядом с Кромвелем. Он утверждал, что «в Европе нет кавалерии лучше», – поразительное свидетельство оценки достижений этого английского дилетанта, сделанное шотландским профессионалом. Они оба знали, что будут иметь дело с Рупертом и что наступает решающий момент проверки методики Кромвеля. Пехота – шотландская под началом лорда Ливена и английская под командованием лорда Ферфакса – сосредоточилась в центре.

Фронт роялистов был несколько длиннее фронта противника. Руперт хотел понять, где стоит Кромвель, чтобы составить диспозицию, наиболее подходящую для битвы с этим грозным кавалерийским командиром. В результате он расположился на правом фланге, смотревшем на Кромвеля, и это указывало, что он тщательно продумал этот вопрос. Между отрядами своей кавалерии он поместил мушкетеров, с тем чтобы, если силы Кромвеля пойдут в атаку, она разбилась о мушкетный огонь, – продуманная и эффективно используемая тактика Густава Адольфа. Руперт поставил своих людей близко к канаве, разделявшей две армии, чтобы у Кромвеля, если он захочет напасть, не было достаточно места для быстрого восстановления строя, неизбежно нарушенного при преодолении этого препятствия. Диспозиция Руперта с очевидностью предполагала, что он намерен стоять на своей удобной позиции и спровоцировать Кромвеля начать атаку первым либо с помощью беспокоящего обстрела его передовых отрядов мушкетерами, засевшими под защитой живой изгороди, либо с помощью какого-то маневра на фланге. Для его репутации, как и для репутации Кромвеля, предстоящий бой должен был стать решающим, и оба это сознавали.

В центре на переднем крае Руперт поставил свою лучшую пехоту, за которой стояла более слабая пехота из Ланкашира. Опытных ветеранов из Йорка ему пришлось поставить сзади, поскольку они пришли на место позже всех. В самом тылу стояла его личная гвардия и небольшой кавалерийский резерв. На левом фланге армии роялистов напротив Ферфакса расположились Джордж Горинг, сэр Чарльз Лукас и конница северян.

Лорд Эйтин, посмотрев на предполагаемую диспозицию, раздраженно отбросил ее в сторону. «Ради бога, сэр, это очень красиво на бумаге, но на поле нет ничего подобного». Его главное возражение, на первый взгляд, могло быть связано с тем, что силы Руперта стояли слишком близко к врагу. (Враг тоже так думал, испытывая очень большие трудности в расположении своей фронтальной линии, поскольку кавалеры стояли у него «прямо перед носом». Но Эйтин возражал не против этого.) Руперт предложил скорректировать фронт, однако Эйтин не пожелал сотрудничать. Теперь на часах была уже половина пятого, и Руперт, имея до заката чуть более трех часов, сказал, что им следует начать операцию. Эйтин, поддержанный Ньюкаслом, высказался против любых действий, способных спровоцировать бой. «Сэр, – сказал он, не в состоянии сдержать обиду шестилетней давности, – ваша поспешность привела нас к поражению в Германии в тот день, когда вас взяли в плен». Руперт снова уступил.

Обе армии окутала тишина. Никто не желал нападать, находясь в невыгодном положении, и стало казаться, они в конце концов могут разойтись без боя, разочаровав толпу любопытных, которые надеялись понаблюдать за битвой с безопасного расстояния.