Война корон

Юный Камос еще не был женат, и потому не супруга, а мать провозгласила, что отныне в нем Хор, владыка Нижнего Египта, и Сет, правитель Верхнего, — два бога, два противостоящих начала. Непримиримые, они постоянно сражались. Лишь фараон, наделенный свыше божественной силой, мог унять их вражду и объединить в истинном согласии и любви две стихии и две земли.

Яххотеп назвала сына всеми титулами: «Хор двух горизонтов, Восстановитель Истины, Защитник на престоле Амона, да живет он, да здравствует, да будет благополучен!»

— Будь достоин священных имен, и да приведут они тебя к победе! — промолвила царица, возлагая на голову сына белую корону с золотым уреем. — Пусть отец, воскреснувший бог, наставит тебя и вдохновит на подвиг!

Гиксосам не дано было понять, что Египет населен не только людьми, но еще и богами, и ушедшими предками, вникающими во все дела повседневной жизни. Апопи, уверенный, что Секненра мертв, ошибался.

Погребальные обряды и магические формулы воскресили его к вечной жизни. Его чистый дух странствовал между звезд и возвращался на землю, соприкасаясь с душами тех, кто был предан ему. Яххотеп призвала душу супруга, пребывавшего в царстве правогласных, и его присутствие на церемонии стало вполне ощутимым.

— Матушка, я бы так хотел…

— Да, Камос, понимаю. Ты хотел бы навсегда остаться здесь, в храме, и пребывать в несказанном умиротворении и покое. Но умиротворение еще нужно заслужить. Тебе придется сражаться без устали, чтобы мир и покой воцарились в нашей стране.

В этот миг в сердце юного фараона от прежних сомнений не осталось и следа.

Камос вышел из храма Карнака, обители светлого бога, куда заказан путь злу, насилию и неправде. Он пережил мгновение безграничного счастья и теперь был готов низвергнуть Апопи и возвести на трон Маат, Истину и Закон.

Воины и горожане, столпившиеся у дверей храма, приветствовали нового царя радостными криками.

Белая корона на голове Камоса сверкала так ослепительно, что было больно глазам.

Царица Яххотеп протянула сыну бронзовый серповидный клинок, посеребренный, изукрашенный узором из электра, с золотым лотосом на рукояти, символом победы божественного солнца над мраком и хаосом.

— Возьми меч Амона, как некогда взял его твой отец, и рассеки им тьму. Положи конец беззакониям гиксосов и вражде Двух Царств.

15

При свете изысканного светильника, прекрасного произведения мастеров Среднего царства, правитель Апопи выводил на папирусе магические письмена, насылая на Фивы погибель со всех четырех сторон света. С востока и запада на город обрушится покорный злокозненному Сету обжигающий ветер пустыни. Если египтяне побегут из Фив на юг, там их перебьют с превеликим удовольствием нубийцы, давние союзники гиксосов. А с севера к ним подкрадется зараза, смертоносная, как отравленные стрелы врагов. Благодаря своему умению наводить порчу, повелитель способен сам, без помощи прислужников и воинов, истребить немало подлых мятежников.

Самонадеянные дураки осмелились посмеяться над ним, нарочно прислали каменного скарабея с известием о коронации какого-то Камоса! Жалкое фиглярство! Козни проклятой Яххотеп, упрямой, как ослица. На этот раз дерзкая не уйдет от расплаты. Да будь она хоть семи пядей во лбу, ей не придумать, как спасти Фивы от ужасной напасти. Гибель неотвратима.

Внезапно правитель ощутил смутную тревогу. В страхе он отбросил кисточку и поспешил по тайному ходу проверить, не исчезло ли из Авариса главное сокровище дворца. Только Апопи знал, как отомкнуть хитрые засовы на окованной медью двери, за которой хранились отнятые у египетских жрецов реликвии, а среди них драгоценнейшая красная корона Нижнего Египта.

Апопи напрасно боялся. Его сокровище надежно укрыто, никто бы не смог его похитить. Без красной короны сыну Яххотеп не стать полноправным властителем Египта. Смутьянка зря тешит себя несбыточными мечтами, вскоре ее золотой сон обернется жутким кошмаром.

Ветреница нежилась на покрывалах из тончайшей и мягчайшей ткани, впервые привезенной восточными купцами в Аварис. До сих пор в Египте, земле фараонов, не слыхивали о шелке. Танаи, супруга правителя, сочла, что шелк слишком скользкий и холодный, а потому он весь достался своенравной красавице.

— Подойди поближе, — поманила Ветреница топтавшегося в дверях главного конюшего, угрюмого, неотесанного, пахнувшего навозом.

Трудно сказать, что заставило ее соблазнять пятидесятилетнего простолюдина, отнюдь не красавца. Наверное, она надеялась испытать что-то новое в его объятиях.

Потрясенный ее красотой и роскошью покоев, конюший не решался и шагу ступить. В зеркале, непривычно ясном, он увидел собственное отражение и застыл, разинув рот от удивления.

— Это я, что ли? — спросил он тупо.

— Лучше посмотри на меня, — подсказала сестра правителя, сбросив льняные одежды и раскинувшись перед ним.

Не веря своим глазам, конюший попятился.

— Не бойся, — проворковала она. — Иди же ко мне!

Послушный чарующему голосу, он приблизился. Обольстительница медленно развязала его набедренную повязку.

— Да ты силач! — воскликнула Ветреница. — Дай я тебя приласкаю.