Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Великобритания занимала господствующее положение в торговле с Китаем, особенно в долине реки Янцзы. В Лондоне не особенно стремились к присоединению китайских территорий, которыми потом пришлось бы еще и управлять. Но разве можно было просто наблюдать, как другие державы проникают в страну, готовясь, вероятно, завладеть ее территориями? Когда Солсбери стал премьер-министром в 1895 г., Россия уже угрожала британским интересам на севере Китая. А с присоединением новых игроков – таких, как Германия, – борьба за сферы влияния в Китае должна была только обостриться.

К еще большей тревоге Солсбери, отношения с США, которые всегда были сложными, в то время особенно обострились. Затянувшийся территориальный спор Великобритании и Венесуэлы по поводу границы с Британской Гвианой внезапно привлек к себе внимание администрации президента Кливленда. В июле 1895 г., спустя месяц после того, как Солсбери стал премьер-министром, американский госсекретарь Ричард Олни направил англичанам воинственную ноту, где утверждалось, что США имеют право вмешаться в решение спорного вопроса. Олни опирался на принципы так называемой доктрины Монро – удивительно туманной и бесконечно гибкой декларации, предостерегающей внешние силы от вмешательства в дела Нового Света. Конечно, в прессе по обе стороны Атлантики поднялся большой шум. Американский посол зачитал Солсбери длинную депешу от своего правительства, которое поддерживало претензии Венесуэлы на значительную часть Британской Гвианы и требовало от британцев согласия на арбитраж.

Премьер-министру понадобилось четыре месяца, чтобы определиться с ответом. Прежде всего, он не согласился с тем, что доктрина Монро давала США какие-либо полномочия в отношении британских владений в Новом Свете. Он также заявил, что пограничный спор между британским владением и третьей страной «очевидным образом никак не касается» американцев. Президент Кливленд, по собственному выражению, «был взбешен до глубины души», и в обеих странах какое-то время напряженно обсуждалась возможная война между ними. У англичан, однако, было множество проблем в других частях света, из-за чего они не проявили желания воевать, а в самих США мнения разделились. В итоге был достигнут компромисс: Солсбери перестал возражать против расширительного толкования американцами доктрины Монро, а начертание границ при арбитраже 1899 г. было несколько изменено в пользу Великобритании. Венесуэла, которую американский посол в Великобритании пренебрежительно называл «государством-дворняжкой», добилась очень немногого (президент Венесуэлы Уго Чавес до самой смерти претендовал на спорные территории, и его последователи продолжили этот курс)[80].

Солсбери доводилось уступать и в других конфликтах. Когда Франция в 1896 г. аннексировала Мадагаскар, где у англичан имелись значительные интересы, маркиз не стал протестовать. Тем не менее он все еще сопротивлялся любым идеям насчет того, что Великобритании следует найти себе постоянных союзников. При этом премьер-министр, как всегда, не хотел бесцельно тревожиться из-за событий в каждом уголке мира – он предпочитал сосредоточивать внимание на пунктах, обладавших первостепенной важностью для империи. Когда однажды возникли опасения по поводу обстановки в Красном море, Солсбери сказал проконсулу[81] Египта, сэру Эвелину Бэрингу (будущему лорду Кромеру): «Я бы не стал придавать слишком большого значения тому, что военные говорят вам по поводу стратегической важности этих мест. Если бы мы предоставили им полную свободу действий, то они потребовали бы послать гарнизон на Луну, чтобы защитить ее от Марса»[82]. Коллеги премьер-министра считали его отношение к делу слишком беззаботным и тревожились из-за отсутствия у него ясной внешнеполитической линии. Если же она у него все же имелась, то он не спешил ей ни с кем делиться – склонность Солсбери к секретности с годами только возрастала. Лорд Керзон, бывший его заместителем в министерстве иностранных дел, позже описывал маркиза так: «Этот необыкновенный, могущественный, непостижимый, выдающийся… лежачий камень у нас во главе»[83]. Керзон считал, что Солсбери слишком часто «бросал собакам кости», а в результате они лишь лаяли, требуя еще большего, – и это было особенно очевидно в случае с Францией и Россией. Не все коллеги маркиза были настроены настолько критически, большинство полагало, что Солсбери уже больше не мог совмещать должности премьер-министра и министра иностранных дел. В конце 1890-х гг. начал сказываться его возраст, а сам он был подавлен затяжной болезнью жены, которая скончалась в 1899 г.