Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Еще до того, как он в 1900 г. официально подал в отставку с поста министра иностранных дел, Солсбери начал постепенно передавать все больше внешнеполитических полномочий своему племяннику, Артуру Бальфуру, который был руководителем парламентского большинства, и Джозефу Чемберлену, министру по делам колоний. Трудно было бы вообразить двух более разных людей. Бальфур был родственником Солсбери и представителем высших кругов британского общества. Будучи старшим сыном богатого землевладельца, он располагал обширными владениями в Шотландии. Он был красив, умен и обаятелен, хотя многие считали его человеком холодным и уклончивым. Один его знакомый говорил, что улыбка Бальфура «напоминала отблеск луны на могильном камне»[84]. Ходили слухи, что его сердце было разбито, когда его возлюбленная скончалась от тифа, но близкий друг Бальфура подозревал, что тот буквально «истощал свои силы в этой сфере» и предпочитал поверхностные романы с замужними и потому безопасными женщинами. Его главной страстью была философия и, что довольно любопытно, в ходе Великой войны у него возникло увлечение сионизмом. Хотя Бальфур и упорно трудился, окружающим он старался этого не показывать. Он покидал палату общин, чтобы сыграть в гольф, а на поздних заседаниях появлялся в вечерних костюмах. На парламентской скамье он откидывался так далеко, что, по словам журнала Punch, «будто бы хотел выяснить, можно ли сидеть, опираясь на лопатки»[85].

Чемберлена Бальфур счел интересной, но неприятной личностью. «Джо, пускай мы все его и очень ценим, – писал он любовнице, – почему-то не может до конца влиться в наши ряды, образовать с нами прочное химическое соединение»[86]. Чемберлен был пробившимся наверх фабрикантом, одним из тех людей, чье возвышение так огорчало маркиза Солсбери. Он родился в семье среднего достатка, бросил школу в шестнадцать лет и устроился в Бирмингеме на работу в семейной мастерской по производству винтов. В отличие от Бальфура Чемберлен был женат – причем даже три раза. Первые две его супруги умерли, принеся ему двоих сыновей – Остина и Невилла, причем последнему предстояло стать знаменитым – или печально известным – в связи с «политикой умиротворения» в конце 1930-х гг. Третья жена Чемберлена, американка, была примерно вдвое его моложе и приходилась дочерью военному министру в администрации президента Кливленда. Это был по любым меркам удачный брак.

Энергичный и амбициозный, молодой Чемберлен развивал свое предприятие, сделав его одним из крупнейших в отрасли в Англии. В 36 лет он отошел от дел, будучи уже очень богатым человеком. Он не интересовался спортом и не имел хобби, если не считать невероятной страсти к орхидеям, которые он выращивал в специальных оранжереях. Одну из них он неизменно носил в петлице. Он стал мэром Бирмингема, обратившись к политической деятельности с такой решимостью, как до того – к бизнесу. Он занялся вопросами всеобщего начального образования, развитием канализации и водопровода, расчисткой трущоб и организацией библиотек. Даже избравшись от Либеральной партии в палату общин, он остался бесспорным главой города. В парламенте он сразу удивил коллег, ожидавших, что он окажется яростным демагогом, – на деле он вел дебаты с большим изяществом, а его речи отличались краткостью и точностью. Британский журналист Д. А. Спендер отмечал, что «выступления [Чемберлена] можно было бы счесть даже слишком совершенными». Однажды Чемберлен обратился к одному старому члену парламента за советом по этому поводу, и тот ответил ему: «Все очень хорошо, очень хорошо, мистер Чемберлен… Но палате было бы в радость, если бы вы время от времени запинались»[87].

Чемберлен остался радикалом и выступал за социальные реформы, критикуя такие привилегированные социальные институты, как крупное землевладение и англиканская церковь. Вместе с тем он был страстным патриотом Британской империи, которую считал источником блага для всего мира. В 1886 г. эти убеждения привели его к разрыву с либералами, предложившими ввести в Ирландии так называемый гомруль[88]. Чемберлен и его сторонники утверждали, что это подорвет единство империи. Постепенно «либеральные юнионисты», как их тогда называли, сблизились с консерваторами[89]. Чемберлен никогда не оправдывался перед бывшими коллегами, он просто шел дальше. По словам Спендера, он занимался любым делом с «убийственной концентрацией» – и политики это тоже касалось: «В его глазах все было черным или белым, с резкими контурами и безо всяких полутонов»[90].