Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Когда французская делегация сошла на сушу в России 20 июля, царь сам встретил ее. Французов разместили в его огромном дворце в Петергофе, расположенном к западу от Санкт-Петербурга. (В самом городе рабочие начали общую забастовку, и на улицах были столкновения; Пуанкаре шокировал хозяев, поинтересовавшись причинами.)[1679] Следующие несколько дней были плотно заполнены банкетами, приемами и военными смотрами. Вивиани, который жаждал вернуться в Париж, где суд над Кайо достиг апогея и где наслаждалась жизнью его своенравная любовница, бесконечно жаловался на скуку и усталость. У него была проблема с печенью, и пришлось поспешно вызывать местного доктора-француза. Пуанкаре было трудно испытывать сочувствие к своему спутнику: «Он вспыльчив, боязлив и груб и окутан мрачным молчанием»[1680].

Важная часть поездки проходила за кулисами, в личных разговорах между французами и русскими, но, к сожалению, мы знаем очень мало о том, что в них было сказано. Записи в лучшем случае отрывочны, и вполне возможно, что некоторые из них были уничтожены. Две стороны вели беседы, и это известно, о напряженности между Россией и Великобританией по вопросу Персии, и французы убеждали русских добиваться с англичанами военно-морского соглашения[1681]. По словам британского посла, впоследствии он был достоверно проинформирован Сазоновым и французским послом, что в разговорах также обсуждались отношения Австро-Венгрии и Сербии и что Франция и Россия планировали вместе обратиться к Вене, чтобы та не угрожала независимости Сербии[1682]. Безусловно, ситуация на Балканах сильно занимала мысли и русского, и французского лидеров. На приеме для дипломатического корпуса в Санкт-Петербурге вечером 21 июля Пуанкаре сказал послу Австро-Венгрии, что ни одну страну нельзя считать ответственной за заговоры, составленные на ее территории. У Сербии есть «друзья», включая Россию, которые будут «удивлены», если Австро-Венгрия примет какие-то жесткие меры. Посол отправил предупреждение Берхтольду в Вену, тот предпочел проигнорировать его[1683]. В то время как нет доказательств того, что французы и русские составили заговор с целью спровоцировать войну с Германией, они открыто говорили о возможности вооруженного конфликта к 22 июля, о чем, по словам французского атташе в Санкт-Петербурге, «никто даже и не думал еще несколькими днями раньше»[1684].

Русские, которые испытывали все большую озабоченность в связи со слухами, приходившими из Вены, отсылали свои собственные предостережения еще до приезда французов. 8 июля Сазонов сказал австро-венгерскому поверенному в делах, что любая попытка Вены вмешиваться во внутренние дела Сербии будет опасным шагом, который произведет «очень плохое впечатление» в России[1685]. Неделей позже на летней вечеринке один высокопоставленный чиновник из Министерства иностранных дел России попросил посла Италии передать Австро-Венгрии сообщение о том, что Россия не потерпит никаких угроз независимости Сербии. Два дня спустя Сазонов в разговоре с послом Австро-Венгрии бароном Фридрихом Запари подчеркнул озабоченность России. Запари уверил его, как мог, – «был кроток, словно ягненок», по словам Сазонова, – в том, что его правительство очень любит мир и не хочет делать отношения с Сербией еще более сложными, чем они есть[1686]. Так что на тот момент российское правительство выжидало, что будет дальше.