Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Странно, но человек, который полностью сформулировал опасения министерства по отношению к Германии, сам был отчасти немцем по происхождению и был женат на немке. В министерстве иностранных дел проще всего было встретить представителя высших классов британского общества, и Айра Кроу заметно выделялся на их фоне своими привычками и интересами. Он восхищался великими германскими историками, ценил музыку, сам отлично играл на рояле и был одаренным композитором-любителем. Добавьте сюда легкий немецкий акцент и огромную трудоспособность – и станет понятно, почему этот человек сразу бросался в глаза. Он был сыном немки и английского консула и вырос в Германии, в среде образованных представителей высшего среднего класса – такой же среде, какая породила и Тирпица. Его родители были знакомы со злосчастным императором Фридрихом-Вильгельмом[323] и его супругой, кронпринцессой Викторией. Они разделяли либеральные воззрения этой пары, а потому, хотя сам Кроу и был глубоко привязан к Германии и германской культуре, он также глубоко сожалел о том, что воспринимал как триумф «пруссачества» с его авторитарными и милитаристскими замашками. Кроу также критически относился к «беспорядочному, заносчивому, а иногда и прямо агрессивному духу», который, по его мнению, пронизывал жизнь германского общества. То, что Германия искала для себя в мире место, сопоставимое с ее новым потенциалом, Кроу понять мог – он даже искренне симпатизировал этому стремлению. Но он решительно осуждал методы, с помощью которых германское руководство шло к достижению этой цели, – например, готовность требовать для себя колонии за счет других держав и склонность угрожать соседям военной силой. Как он писал матери в 1896 г., Германия привыкла считать, что может обращаться с Англией скверно, «как будто пиная дохлого осла»: «Но если животное очнется и внезапно окажется львом, то это может несколько смутить наших охотников»[324]. Кроу увидел свою миссию в том, чтобы подтолкнуть свое начальство к сопротивлению «германскому шантажу».

Незадолго до начала 1907 г. Кроу был назначен руководить тем направлением работы министерства иностранных дел, которое касалось Германии и других стран Западной Европы. 1 января 1907 г. он направил сэру Эдварду Грею, тогдашнему министру, свой самый знаменитый меморандум. По напористости содержавшихся там аргументов, охвату истории вопроса и стремлению понять мотивацию Германии этот меморандум можно сравнить с «Длинной телеграммой» Джорджа Кеннана, которую тот составил в начале холодной войны, чтобы попытаться прояснить причины тех или иных шагов советского правительства и предложить возможные меры сдерживания. Кроу, как впоследствии и Кеннан, утверждал, что его страна имеет дело с противником, который, если ему не препятствовать, все время будет стараться завладеть любым преимуществом, каким сможет. Он писал: «Подчинение шантажисту обогащает последнего, но на опыте давно доказано, что хотя это и может подарить жертве небольшую передышку, но непременно приведет к скорому возобновлению угроз и выдвижению еще больших требований, тогда как периоды отсрочки будут становиться все короче. Но планы шантажистов обычно разрушаются после первого же решительного отпора, когда становится очевидна ваша готовность скорее столкнуться со всеми рисками, которыми чревата конфликтная ситуация, чем и дальше двигаться по пути бесконечных уступок. Но в случае, когда жертве не хватает решимости, отношения между двумя сторонами будут, вероятнее всего, неуклонно ухудшаться»[325].

Кроу также указывал на то, что внешняя и военная политика Великобритании определялась географией: расположением страны на периферии Европы и наличием у нее огромной заокеанской империи. То, что Британия предпочитала поддерживать на континенте баланс сил, который не позволял бы никакой отдельной дер жаве полностью его контролировать, было вполне естественно и являлось едва ли не «законом природы»[326]. Точно так же Британия не могла бы уступить какой-либо державе господство на море – этим она подвергла бы опасности само свое существование. Германская политика военно-морского строительства могла быть проявлением обдуманного стремления подорвать позиции Британии в мире, а могла быть и следствием «неуверенного, путаного и непрактичного подхода к управлению государством, руководство которого не отдавало себе отчета в том, что творит»[327]. Но с точки зрения Британии это не имело никакого значения. В обоих случаях ей пришлось бы принять брошенный Германией вызов, причем делать это надо было решительно и спокойно. Сорок лет спустя Кеннан дал аналогичный совет относительно СССР. «Ничто, – утверждал Кроу, – так не убедит Германию в безнадежности бесконечной гонки военных кораблестроительных программ, как подкрепленная очевидными доказательствами уверенность в том, что в ответ на каждый германский корабль Англия неизбежно заложит два своих, тем самым поддерживая существующее в настоящий момент относительное превосходство»[328].