Война мага. Том 4: Конец игры

— Судьба моя в руках повелителя. Хочет — пусть казнит. Но я своё дело сделал. Вся головка волшебническая — вот она, перед нами. Доказано, кто главный враг, кто за всем этим стоял — Нерг, Всебесцветные. Жаль только, не удалось главного их гада живьём взять — ну да шустрый он, другие б в таком месте, как их Орден, и подняться не смогли. А я, повелитель, что я — перед вами. В вашей власти. Прикажете — молча пойду на плаху. Прикажете — буду оправдываться. Пусть вот госпожа Сежес скажет, было на мне заклинание или нет. Её-то не обманешь. Скажет, мол, не было ничего — тогда и вправду выйдет, что изменил я подло. Врагу предался, а когда увидел, что дело по-другому повернуть может, спешненько обратно переметнулся. Обманул и Вольных, и остальных. Слова не скажу, повелитель, пойду на пытку. Потому что тогда и впрямь…

— А как ты узнал, проконсул, о заклятье? — Сеамни по-прежнему стояла возле него, положив ладонь ему на сгиб локтя. — Маги сказали?

— Сказали. И даже показали, как это будет. Я и шёпотом слова произносил, и писал — всё видели. Уж не знаю, повелитель, как они при таких-то способностях всё-таки нас проворонили?

— Вынесете Сежес из облака, — вместо ответа приказал Император. — Кер-Тинор, бывшего проконсула — под стражу. Глаз не спускать. Когда чародейка придёт в себя — ко мне её, немедленно.

Молчаливый Вольный невозмутимо кивнул. Баламут, наконец-то соизволивший повернуть голову к Императору, поспешно подхватил бесчувственную магичку на руки и потащил вниз по склону холма.

Сам же Клавдий не сопротивлялся, беспрекословно расставшись с кинжалом и коротким засапожным ножом — его он носил ещё со времён, когда простым рорарием14 шагал в строю первой своей манипулы.

— Не волнуйся, проконсул, всё будет хорошо. — Сеамни погладила его по щеке. На гнев Императора своенравная данка не обращала никакого внимания.

— Повелитель властен в жизни моей или в смерти, — спокойно, не опуская глаз, ответил Клавдий.

— Увести его, — дёрнув щекой, бросил Император. Трое Вольных не грубо, но решительно шагнули к проконсулу. Тот молча кивнул и безропотно отправился с ними.

— Гвин, — прошептала Сеамни на ухо правителю Мельина. — Смени гнев на милость, мой повелитель. Клавдий не виноват. Разве я тебя не предупреждала?

— Какие будут приказания, мой Император? — подоспел запыхавшийся легат Первого легиона. — Маги пленены, но дым…

— Возвращаемся в лагерь, — бросил правитель Мельина. — Чародеев окуривать всё время, чтобы им не продохнуть было.

— Повелитель!.. О, всемогущий, смилуйся, умоляю! — Деловитые Вольные как раз заканчивали связывать стоявшего на коленях старика Гахлана. Речь чародея то и дело прерывалась приступами мучительного, удушливого кашля. — Всем святым тебя умоляю… памятью… я ведь лечил тебя, повелитель… сколько раз… смилуйся… убери дым… долго мы такого не выдержим!

— Убрать дым — чтобы одно твое заклятье, оранжевый, ничего не оставило от целого моего легиона?! Ищи дураков в другом месте, Гахлан. И не думай, что я забыл твои благодеяния. Каждого из вас ждёт суд строгий, но справедливый, как говаривали в старину.

— Я поклянусь… чем угодно… — хрипел и давился старик.

— Радуга поклянётся, а потом так же легко и отречётся от клятвы. Или скажи мне, как сделать так, чтобы ни один из ваших действительно не смог причинить никакого ущерба моим верным слугам — или дым останется.

— Если он останется… к утру маги начнут умирать сами… безо всякого суда, справедливого или нет!..

— Кто жить захочет, тот не умрёт, — непреклонно отрезал Император. — Я слишком хорошо помню Мельин. И сколько людей погибло, когда вы, маги, наконец опомнились.

— Я был против…

— Разумеется. Впоследствии всегда оказывается, что «вы были против». Или же «только исполняли приказы». Не трать даром дыхание, Гахлан, оно тебе ещё понадобится.

Император повернулся спиной к старику, не обращая внимания на жалкие возгласы, очень быстро сменившиеся неразборчивыми хрипами и булькающим кашлем.

— Мне не доставляет это удовольствия, не думай, — буркнул он укоризненно глядящей Сеамни. — Но как ещё обезопасить моих людей от чародеев, я не ведаю.

— Может, она знает? — Дану кивнула на бледную Сежес; чародейка осторожно, с трудом переставляя негнущиеся ноги, ковыляла к ним, почтительно поддерживаемая под руку Баламутом.

— П-повелитель, — низко поклонилась чародейка. Сморщилась, кашлянула раз-другой, благодарно взглянула на озабоченного и встревоженно-серьёзного гнома.

— Рад видеть тебя в добром здравии, Сежес.

— Да, повелитель, в добром… насколько это только возможно. О-ох! И поедучую же дрянь я собрала… Впервые на себе опробовала.

Сеамни просто улыбнулась чародейке, погладила ту по плечу, словно подругу, и та слабо улыбнулась в ответ, вновь раскашлявшись.

— Выпейте, государыня моя, — забеспокоился Баламут, протягивая открытую фляжку. — Самонаилучший гномояд. Любую отраву выметает, словно метла хорошая.

— Ох, да ну тебя, скажешь тоже… — вяло отмахнулась чародейка, но фляжку всё-таки взяла. — У-ух!.. У тебя там что, абсолютный растворитель?!