— Повелитель! Умоляю, прости её, неразумную. Рассудок её помутился от горя; у неё, изволишь ли видеть…
— Да, я знаю, — кивнул правитель Мельина. — Она лишилась детей. Как и очень, очень многие из моих верноподданных. А очень многие дети лишились отцов, павших в рядах моих легионов.
— Потому что ты начал войну! — Наверное, магу в фиолетовом плаще пришлось собрать всю смелость.
— Потому что я начал войну. — Император потемнел от гнева. — Потому что маги не будут больше пить кровь из моей державы. Для меня это непреложно, как и то, что солнце встаёт каждое утро и закатывается каждый вечер. Империя — для людей и всех, кто уважает её законы. Никто не поставит себя над ними.
— А ты сам?! — Ободрённый ответом, маг Кутула взглянул в глаза правителю Мельина.
— Я лишь установил новые законы, — яростно бросил Император. — Законы, отменяющие привилегии магов Радуги.
Кутулец поспешно потупился, бормоча что-то о милости и снисхождении — гнев в императорском взгляде, казалось, вот-вот испепелит дерзкого.
…Чародеи Радуги сдались. Один за другим они выползали из гасившего их магию облака, под прицелом многочисленных арбалетов и луков подходили к Сежес, что-то говорили ей на ухо — и Император ощущал болезненный толчок, словно волшебница вырывала у него самого сгнивший, саднящий зуб. Что испытывали чародеи Семицветья, догадаться было нетрудно — они со стонами валились, едва отползая в сторону. По лицу Сежес тёк пот, однако движения оставались отточенными и резкими.
Подняли руки все, даже Файэти.
— Ты был прав, Гвин, — шепнула ему на ухо Сеамни. — Не стоило их убивать. Даже тех, кто готов, как та синяя из Солея, ударить тебе в спину, несмотря ни на какие клятвы.
Уже совсем рассвело, когда Император со свитой и пленными вернулся в лагерь. Проконсул Клавдий оставался под стражей.
— Прошу тебя ещё об одной услуге, Сежес, — сказал Император.
Все те же — он, Сеамни, Баламут, Кер-Тинор, уже упомянутая чародейка Лива, командиры легионов — собрались в большом шатре. — Мне нужна правда о Клавдии.
Легаты и консулы уже знали о случившемся.
— Мой повелитель! — Сципион, командир Второго легиона, — по-уставному прижал кулак к латам. — Прошу дозволения сказать…
— Если в защиту Варрона, то не стоит, — сухо отрезал Император. — Все доводы я уже слышал. Клавдий Септий оправдывается тем, что, якобы, на него было наложено заклинание, позволявшее Радуге видеть всё, что он напишет и слышать всё, что он скажет. Я никогда не слыхал о таком заклинании. К тому же, — он потрогал внушительную шишку, оставленную проконсульской булавой, — я вполне мог бы и отправиться прямиком к Спасителю. Без всяких жертвоприношений.
— Я могу ответить, повелитель, — поднялась Сежес. — Я слыхала о таком заклинании. Но его наложение долго и трудно, требуются редкие ингредиенты, и оно достаточно быстро развеивается. Иначе — да простит мне мой Император эту дерзость! — Семь Орденов не нуждались бы в слежке за вами, повелитель. Достаточно было бы наложить эти чары. Но я могу выяснить.
— Выясни, — кивнул Император. — А пока ты будешь выяснять, вы, господа легаты и консулы, слушайте мою команду. Войско выступает на Мельин. Если бароны покинут столицу, прекрасно. Если нет, оставим заслон и двинемся дальше, на Всебесцветную башню. Надо успеть, пока козлоногие не перекрыли все пути. Выполняйте. Клавдия Септия Варрона привести сюда, — повернулся правитель Мельина к капитану Вольных.
…Проконсул стоял спокойно, твёрдо глядя в глаза Императору. Сежес вывела на полу сложную магическую фигуру, разложила в вершинах, углах и на пересечениях какие-то малоаппетитные ингредиенты заклинания, вроде сушёных лягушачьих лапок и тому подобного.
— Ничего не хочешь сказать напоследок, Варрон? Как ты понимаешь, если Сежес не подтвердит твоих слов…
— Я понимаю, мой Император. Но я и впрямь невиновен. Вернее, виновен в покусительстве на особу моего повелителя и причинение ему ущерба. Но не в измене. Маги явили мне доказательства — и впрямь читали всё, что я писал, как угодно закрывшись.
— Я понял тебя, Варрон, — суховато ответил Император. — Дальнейшее в руках Сежес. Жди, я вынесу должное решение.
— Не сомневаюсь в справедливости моего Императора. — Клавдий поклонился со сдержанным достоинством. — Хочу лишь понадеяться, что Сежес не допустит ошибки. Когда твоя судьба в руках одного-единственного человека, могущего ошибиться, и чьи слова некому проверить…
Император вскинул подбородок. Клавдий был прав — проверить Сежес некому, её вердикт придётся брать на веру.
— Сейчас, сейчас… — бормотала тем временем Сежес, ползая на коленях по полу, где поправляя линию, где поточнее выставляя чашку с каким-то порошком. Правитель Мельина взглянул на неё — и вдруг ощутил, как волною накатывает дурнота.