Война магов

— Гоните прочь! — повторила княгиня и накинула налатник ему на чресла. — Гоните. Я хочу побыть наедине с мужем хотя бы раз в году.

Но как молодые друг по другу ни соскучились, апрельская экзотика никакого удовольствия им не доставила. Холодно, колко, вопли и гам. Огонь факелов то и дело чиркал по полотну, налатник сползал, истошные вопли не давали расслабиться.

— Идем в опочивальню, — наконец сломалась и княгиня.

Супруги поднялись, наскоро привели себя в порядок и вышли на свет. Их встретили восторженные вопли смердов и сосредоточенный Пахом с тонкой грамоткой в руке.

— Это откуда? — остановился Андрей.

— Сказывал же я, гонец на струге приплывал. Вы погнали, но грамоту он оставил.

— Вот черт! — Князь схватил письмо, сдернул шнурок, развернул.

— Что там, батюшка? — повисла на руке Полина.

— «Мои глаза ошибались», — вслух прочитал Зверев. — Подписи нет.

— Это опять он?

— Кто же, кроме нашего шутника? — вздохнул Андрей. — Пахом, передай Рыжему, пусть готовит ушкуй. Сам собирай холопов. Завтра отплываем.

* * *

Несмотря на спешку, в Москву князь Сакульский попал только третьего мая. Лед сошел, а плыть по воде получалось почти втрое медленнее, нежели скакать на рысях. Да еще лошадей для дружины пришлось покупать — на ушкуй ведь табун в девяносто голов не загонишь.

Людей у Зверева стало больше — несколько холопов вернулись в строй, залечив раны, да еще шестеро отроков решили поискать в рабстве беззаботную жизнь. Пахать, косить, строить им показалось тяжелее, нежели махать саблей да время от времени рисковать шкурой в битвах. Особенно радовались походу Илья с Изольдом. Ребята не только крепкие, но уже и битые во многих сечах, опытные бойцы. Оба уже успели заработать в походах и шрамы, и немало серебра.

Правда, до положенных по разрядной книге пятидесяти копий Андрей пока не дотягивал — так ведь и в походы он каждый год ходил, а не вкруг, как другие. Посему и за потери мог оправдаться.

В московском дворце князя Сакульского дружина расположилась легко и привычно, как дома. Погреба полны, постели есть, сено припасено, баня топится — чего еще ратному человеку для жизни надобно?

Отмывшись и переодевшись во все чистое, утром следующего дня Зверев, прихватив пару молодых холопов, поскакал в Кремль. Пахома оставил строить конюшню — навеса для всех скакунов не хватило. Князя уже ждали и сразу проводили в Грановитую палату. Не в Большой зал, естественно, а в Царицыны палаты, что располагались от оного через стену. Это был, если можно так выразиться, официальный государев кабинет: помещение примерно десять на пятнадцать метров с высоким потолком, наборным полом, с монументальным троном под балдахином. Пира или большого приема тут, конечно, не устроишь — но встретить иноземного посла со свитой в торжественной обстановке можно, совет устроить с ближними боярами али волю свою кому-то из знатных людей объявить.

Сейчас посреди зала стоял большущий, метров пяти в длину, овальный стол, заваленный грамотами. Возле забранного витражом окна, у высоких пюпитров под присмотром дьяка Адашева скрипели перьями шестеро писцов.

— Здрав будь, князь Андрей Васильевич. — Иоанн был одет в желтую, шитую золотом и украшенную самоцветами ферязь поверх алой шелковой рубахи. Бритую голову согревала скромная войлочная тафья без каких-либо украшений. — Заждался я тебя.

— От страшного твоего гнева далеко бежал, государь, — приложив руку к груди, склонил голову Зверев.

— За гнев прощения просить не стану, ибо на слуг моих ты напраслину возводил, — решительно отрезал юный царь. — Хан Шиг-Алей, едва токмо понял, что изменники его одолевают и служить мне верно в Казани он более не способен, сам сюда вернулся, в ноги мне упал и просил от тягостной власти его разрешить и другого наместника в Казани назначить.

— Ну и как, заменили?

— На место хана посажен был мною князь Семен Микулинский, коий без хлопот в Казань прибыл и татарами с уважением был принят. Князь, почитай, всех казанцев к присяге привесть успел, как вдруг изменщики неведомые бунт учинили, на воеводу кинулись… Насилу Семен Иванович из Казани ушел и в крепости твоей от ворога укрылся. Однако же сто восемьдесят витязей моих татары смертию побили и ворота города от всех русских затворили.

— В общем, татары тебя обманули, государь.

— И здесь ты лжешь, князь Андрей! — повысил голос правитель. — Не татары от присяги отринулись, а горсть изменников подлых, что за золото поганое, османское, честь свою и народ предали! Честные же татары присяге и поныне верны, от предателей к Москве бежали и ныне кровью и мечом своим готовы Казань от предателей отвоевать! Мурза Аксеит Черевсеев, мурза Бурнаш, мурза Камай Хусаинов, мурза Бахмет — все честные татары вместе с русскими выступить желают и позор чужого клятвопреступления делами славными смыть! В Казани же предатели ворота Едигеру безродному открыли, а с ним тридцать тысяч ногайцев пришло.

— Ногайцы тоже белые и пушистые? — саркастически поинтересовался Зверев.