Война мертвых

Вот это Тихона и угнетало больше всего. Он был уверен, что встреться они в жизни, в нормальных человеческих телах, их судьбы сложились бы иначе, и, самое главное, они сложились бы в одну. Алекс против таких фантазий не возражала, хотя как-то намекнула, что, кроме расстояния, существуют и другие причины. Тихон не стал допытываться, какие именно, – он боялся разрушить свой воздушный замок. Позже он перебрал в уме все возможные препятствия и пришел к выводу, что непреодолимых среди них нет. Единственной помехой могла быть разница в возрасте, однако он вспомнил, что его отец на двенадцать лет моложе матери, и отверг эту версию, как и все прочие. Да, он не сомневался: сведи их жизнь, они бы навсегда остались вместе. Значит, просто не повезло.

То, что между ними происходило, было видно невооруженным глазом. “Волки” к их роману относились по-разному, но вслух этот вопрос не обсуждался. Во-первых, авторитет Алекс был непререкаем, да и Тихон, второе лицо на Ските, тоже чего-то стоил. В сумме же они имели такой вес, что любая критика в их адрес приравнивалась к бунту, а следовательно, к самоубийству.

Было еще и во-вторых. Зенон, отличившийся в первые часы своего пребывания на планете, приобрел репутацию цепного пса, который не лает, но если уж откроет пасть, то кто-то лишится головы. Самое странное, что ничего подобного не повторялось, а его слава все росла и множилась. Сорок два оператора, лично наблюдавшие расправу над Танком и Феклистой, наполнили тот случай вымышленными, но чертовски эффектными подробностями, и он окончательно превратился в легенду. Заочно Зенона отчего-то называли Змеем, и еще все знали, что Змей – лучший друг Тихона и Алекс, Искать ссоры с такой троицей было бы неразумно.

Несмотря на то, что женщин среди “волков” оказалось достаточно, таких пар на Ските больше не возникало Алекс и Тихон были единственными, кого связывало что-то отличное от простого взаимопонимания. Закованные в жесткий, непроницаемый панцирь, они мучились от невозможности позволить себе самые элементарные вещи. Все их прикосновения совершались только в сознании, однако переносить это было гораздо тяжелей, чем голую выдумку. Они все же ощущали друг друга, это не было платоническим, но и по-настоящему чувственным не было тоже.

Началось все как-то невзначай. Алекс спросила, трудно ли переходить в чужой КБ, он в шутку предложил ей попробовать самой, и она, вроде бы тоже в шутку, согласилась. И оставалась у него до тех пор, пока окружающие не заметили, что два танка подозрительно долго не двигаются. А они двигались.

Это длилось один час в обычном времени и целую эпоху в электронном. Что-то среднее между соитием и обменом информацией – так Тихон мог бы определить происходившее. Он познавал не тело Алекс, а ее душу, и увлеченно наблюдал, как в ответ она постигает его самого. Их занятие было несравненно более высокого порядка, чем заурядный интимный акт, хотя оба, если честно, о заурядных актах имели понятие достаточно смутное.

Насытившись, они принимались делиться невероятными впечатлениями и, скоро истосковавшись, опять бросались друг к другу. Однако выходить из этого состояния с каждым разом становилось все тягостнее. Каким бы интенсивным не было их мнимое блаженство, в реальности оно оборачивалось неудовлетворенной страстью. Обоих потом изводило внутреннее напряжение, и они много раз обещали себе прекратить эту пытку, но цена таким зарокам известна.

И еще Тихон проверял озеро. К этому уже настолько привыкли, что даже ленились подшучивать. Лишь изредка, когда от него веяло хорошим настроением, кто-нибудь горячо вскрикивал:

– Ну?!

– Я дам знать, – деловито отвечал Тихон. Танки все прибывали, но пик явно прошел. На Ските уже находилось более тысячи “волков”, и Алекс сказала, что до полутора тысяч их количество скорее всего не дойдет. Проект затухает, лаборатории выкидывают последние машины, а новые строить незачем, они себя не оправдали. Хотели создать биомеханическое войско, а получили стадо – озлобленное, растерянное, запутавшееся в болезненной рефлексии.

– Стая, – оскорбленно поправил Тихон.

– Стая, стадо. Не все ли равно?

– Если я правильно понял, когда-нибудь поток танков иссякнет, и тогда... что тогда?

Он вдруг решил, что пребывание на Ските жутко похоже на спячку. Да ведь это действительно стоянка, осенило его. Каждый час их жизни наполнен каким-то невысказанным ожиданием, и чем дальше, тем это становится заметней.

– Алекс. Мы ведь чего-то ждем?

– Кого-то, – сказала она, будто давно уже собиралась объяснить. – Игоря ждем. Когда он появится на Ските, я буду точно знать, что наш Проект закрыт.

– Появится, – хмыкнул Тихон. – Да у нас и дышать-то нечем! Или он... в каком он будет обличье?

– Ты сам ответил, в каком. С кислородом у нас и впрямь туговато.

– С чего ты взяла, что он сюда придет?

– Он слово давал.

– Игорь – слово?! И ты веришь?

– Слову – нет, а генокоду верю. Он неизлечимо болен.

– Не костным гриппом, случайно?