Ваня приобнял меня, и мы пошли по бетонной дорожке к реке — туда, откуда слышался нарастающий грохот. Из-под жухлой листвы пробивались к солнцу цикламены, крокусы яркими пятнами выделялись на маленьких опушках и склоняли головки задумчивые морозники.
— Как хорошо, что не снег… — проговорила я, нарушая молчание.
— Ты знаешь, — признался Ваня, перебирая мои пальцы. — Я отчего-то дико боюсь снова увидеть те белые коконы. Но я должен, чтобы никогда не забывать…
Мы прошли дальше. Молчаливые, задумчивые. Что и говорить, мне тоже было страшно. Я выискивала мистическую паутину глазами, и наконец, проговорила:
— Странно, но коконов нет.
— О-о-о… Глянь! Самшит!!! — внезапно выдал Ванька и показал в сторону речного склона.
Я снова увидела тот самый, полный надежды, любви и раскаяния взгляд серых глаз, проследила за ними и обомлела. Руки покрылись мурашками.
Под солнцем на крупных, кряжистых стволах, местами покрытых мхами, пробирались к свету юные веточки, усыпанные новыми, свежими глянцевыми листочками. Их было много. И это была непередаваемая, изящная, девственная нежность. Новая жизнь в возродившейся старой.
Мы с Ваней выдохнули вместе с облегчением, и наши сердца расширились. Радость из груди водопадом хлынула туда — к надежде, к крохотным листьям как доказательству неистребимой силы жизни, нашего Мира! Как свидетельству того, что даже кто-то очень маленький и слабый может выжить, как бы сложно ни было или страшно. Просто нужно обратить внимание. И любовь. И верить. И бороться.
— Он живой! Ты слышишь, Рита?! Он живой! — не сдерживаясь, прокричал Ваня. Поднял меня на руки и закружил. — Урааа! Живо-ой!
Как же я люблю его!
А потом Ваня опустил меня на землю и сказал с глубокой нежностью:
— Спасибо, родная! Это всё ты! Рррита… моя…
— К О Н Е Ц –