Я встретилась с Тилаком намного позже, на руинах Бомбея, и узнала, что он был свидетелем разрушения Дурбана. К тому времени как мы познакомились, Гопал стал преуспевающим юристом, консультировавшим новое независимое индийское правительство о том, как правильно применять законы о правах человека, установленные Федерацией федераций в Басре. В тихой чайной на окраине Бомбея, совершенно английской по духу, Гопал рассказал мне о событиях того ужасного утра и случайной встрече в предгорьях.
На вид женщине было лет тридцать – на десять с лишним лет меньше, чем ему. Она, кажется, не заметила, что он подошел. Тут, наверху, было тихо; грохот взрывов и крики, доносящиеся из города, казались не более чем шепотом на ветру. И все же можно было различить грубый, резкий вой марсиан, доносящийся из десятка разных мест:
– Улла!..
Гопал кашлянул, чтобы не испугать женщину своим внезапным появлением, и этот звук в тишине прозвучал неожиданно громко.
Женщина взглянула на него без всякого интереса и отвернулась.
– Можно рядом с вами присесть? – спросил он по-английски.
– Это не мой холм.
– Да, верно.
Насколько он знал, аборигенам было разрешено владеть землей только на семи процентах территории Южно-Африканского Союза. Даже сейчас он думал как юрист, хотя в то утро имело значение только то, что он человек.
Он подошел и неловко уселся рядом с женщиной. Пиджак покрылся пылью, галстук он давно развязал, а лакированные кожаные ботинки, предназначенные для офисных ковров, а не крутых склонов, все истерлись. Гопал был в хорошей форме, он играл в теннис и в крикет, но жизнь беглеца была ему в новинку. Он инстинктивно почувствовал, что эта женщина, привыкшая к тяжелому труду, куда крепче него.
– У меня есть вода, – сказал Гопал.
– У меня тоже. У одного нет воды – надо поделить. Тут воды мало.
– Спасибо. А еда? У меня есть печенье…
– Голодный?
– Нет, – он вздохнул. – Хотя стоило бы – я уже давно не ел.
У Гопала была с собой сумка. Он давно выкинул из нее книги и другие тяжелые предметы, и теперь там оставались только документы, которые нужно было иметь при себе всякому, кто находился на территории Британской империи, несколько печений и фляжка с водой. Он взял фляжку, сделал глоток и протянул ее женщине.
– Я ехал на поезде в Дурбан. Здесь я помогаю индийским наемным рабочим защищать свои права. Когда я узнал, что марсиане атаковали Америку, то попытался покинуть страну и отправиться домой, в Бомбей. Но несколько часов назад там тоже приземлились марсиане. А теперь они и в Дурбане! – сказал он с горьким смешком. – Вот уж повезло так повезло. Мой поезд остановился, не доезжая до города; машинист хотел развернуться. Но мне нужно попасть на побережье, в порт…
– И ты пойти пешком.
– Да, – ответил он и, поколебавшись, добавил: – Меня зовут Гопал Тилак.
Женщина кивнула. Она сказала, что ее зовут Нада, и назвала фамилию, которую Гопал не запомнил.
– Нада. Необычное имя. Или нет?
Она пожала плечами.
– Мама работать на ферме. Жена фермера дать мне имя. Нада. Имя из книги. «Ничего» на других языках. Она думать, это забавно. Книгу я потом прочитать.
– Вы говорите по-английски…
– На африкаанс лучше.
– Умеете читать и писать.
– И считать. Семья работать на ферме, в деревне. Я в городе, в компании. Компания продавать алмазы.
Алмазы и трансваальское золото, подумал Гопал, – несметное богатство из земных недр, которое изливалось отсюда в мир, принося доход в основном британцам, владевшим правами на добычу ископаемых.
– Когда прилететь марсиане… – начала Нада.
– Вы решили пойти домой. Прямо как я. Вот только направляемся мы в разные стороны.
Нада посмотрела на него.
– Ты знать Дурбан?
– Не особенно хорошо. По работе мне в основном надо ездить в глубь материка, в маленькие города, в деревни. В этой стране, сшитой из лоскутков, в деревнях больше всего трудностей – и у африкандеров, и у индийцев, и у зулу вроде вас.
– Зулу здесь первые. Теперь у нас все забрать.
– Я знаю, – сказал он с чувством. – Десять лет назад, даже больше, я работал с Махатмой Ганди. Слышали о нем? Он юрист, учился в Британии, а здесь боролся за права индийцев. Ненасильственное сопротивление – вот его метод; на нашем языке это называется «сатьяграха». Ты просто откладываешь инструменты и отказываешься работать. Но даже несмотря на то, что мы одержали маленькую победу, в жизнь претворилась куда большая несправедливость – узаконенная дискриминация местного населения.
Он пожалел, что использовал такие сложные слова, но Нада, кажется, поняла.
– Ганди? Где он теперь?
– Вернулся в Индию, чтобы защищать права своих соплеменников на родине.
– В Бомбее?
– Надеюсь, что нет.