Накануне вечером Эрик беседовал с несколькими кочегарами и другими рабочими в машинном отсеке, и его заворожило их занятие. Теперь он завтракал бок о бок с ними в столовой, теснясь на скамейке за длинным столом. На таких судах люди самых разных профессий работают, спят и едят вместе в специально отведенных помещениях, и, когда корабль в пути, завтрак, обед и ужин сами по себе превращаются в очередной отлаженный рабочий процесс, цель которого – накормить сотни членов экипажа. Бекон, яичница, тосты и картофельное пюре были на удивление хороши. Эрик слышал, что люди из низших слоев общества записывались во флот только потому, что там можно было прилично питаться, и теперь был готов этому поверить.
Его приятели-кочегары только что пришли с ночной смены. «Неуязвимый» до сих пор работал на угле, и кочегары, одетые в просторные рубахи, были все в поту, черные от сажи и угольной пыли и тяжело дышали. Они пили сладкий чай из суповых мисок, опрокидывая в себя одну за другой.
После завтрака Эрик, вдохновившись их примером, вызвался поработать в машинном отделении и покидать в топку уголь.
– Я, конечно, в этом не эксперт – но неужели это настолько сложно? – спросил он.
Офицер, к которому он обратился, сперва колебался, но в конце концов решил, что, если герой Марсианской войны поработает бок о бок с простыми кочегарами, это поднимет их боевой дух, и дал согласие. Так что спустя полчаса Эрик спустился в недра корабля, разделся до пояса, взял лопату и встал возле черной горы угля перед разверстыми створками печи высотой в человеческий рост.
Его добродушно поддразнили:
– Что, сэр, в кои-то веки захотелось настоящей работы?
– В армии ее хватает, знаете ли. Когда-нибудь я вам покажу, как рыть траншеи…
Набирать полную лопату угля и кидать его через широкое отверстие в огонь было тяжело, но несложно – при условии, что это была работа на один раз. Но Эрик вскоре почувствовал, что начинает уставать. Он быстро поймал ритм: важно было не выпустить из печей слишком много жара, пока внутрь закидывали уголь. Возле каждого проема стояло двое человек: один ритмично набирал уголь на лопату и бросал в пламя, другой в нужный момент открывал створки и снова их захлопывал, чтобы удержать тепло внутри. Два опытных кочегара, хорошо сработавшись, могли закидывать в печь по лопате угля в секунду.
Эрик трудился, и перед его мысленным взором начали возникать странные картины. Он чувствовал ход корабля, ощущая, как под ногами гудит настил палубы. Конечно, он понимал, что судно влекут вперед огромные паровые турбины Парсонса, которым уголь, сгорая, отдавал энергию. Но здесь, внизу, казалось, что именно усилия кочегаров, которые двигались в заданном ритме, словно сами были частями механизма, влекли тяжелый корпус корабля сквозь воды канала.
Здесь, внизу, не было видно, как в разгорающемся утреннем свете вдоль побережья, протянувшегося на сотни миль, идут большие корабли Флота Канала и Гранд Флита, вышедшие из портов Бреста и Скапа-Флоу – британской базы, которую марсиане почти не тронули, и как по соседству с ними разрезают волны корабли немецкого Флота открытого моря. Все они были частью единой масштабнейшей операции. Конвой был сформирован по принципу «чем больше, тем безопаснее», и флотилия, к которой я готова была присоединиться, была одной из крупнейших, что когда-либо выходили в море.
Все это, конечно, не защитило нас от марсиан.
5. На немецком берегу
Фризское побережье северной Германии между устьем Эльбы и датской границей и побережьем-то трудно назвать. Земля здесь как будто распадается на отдельные острова и песчаные отмели, навигация между которыми возможна далеко не всегда и сильно зависит от погоды и приливов. В то воскресное утро, пока где-то в морских далях Эрик кидал уголь в топку, я стояла на том самом побережье вместе с сотнями солдат и множеством других пассажиров, ожидая, когда нас переправят через Северное море.
С железнодорожной ветки, ведущей из Бремена, мы пересели на ту, что пролегает вдоль побережья. А потом рассыпались кто куда, по рыбацким деревушкам и небольшим гаваням. Попутчики, которые едва успели познакомиться, разошлись, едва успев попрощаться. Сойдя с поезда, я глубоко вдохнула: воздух пропах солью и вонял водорослями, и все же после духоты поезда это был глоток свежести.
Потом меня с Греем и еще дюжину слегка растерянных человек отвели на волнорез в крошечной гавани, где готовилось к отплытию небольшое рыболовное судно. Стояло ясное утро: на небе не было ни облачка, солнце уже поднялось из-за горизонта. Я окинула взглядом побережье, где еще мерцали ночные огни и висел легкий туман. Все предвещало приятный весенний день.