Война миров 2. Гибель человечества

– Если бы он был мой! – ответил Фрэнк. – Это автомобиль вдовствующей леди Бонневиль – вы скоро встретитесь, она в этих местах важная птица. Он ей достался несколько лет назад после смерти супруга. Часть коллекции.

Мы въехали в довольно неказистую деревушку: ряд закрытых магазинов и мастерских в окружении полей. Но здесь была железнодорожная станция и рядом с ней – несколько приземистых особняков. Рельсы терялись в зеленой траве.

– Вдова, так сказать, несколько месяцев держала эти автомобили под покровом тайны. Марсиане в первые часы и дни уничтожили все машины, какие им попадались, но эти красавцы были надежно спрятаны. Теперь они, само собой, оказались очень кстати – хотя, конечно, надо всегда быть начеку.

Мы затормозили перед обветшалым зданием вокзала. Фрэнк, снова взглянув на небо, вылез из машины.

Я последовала за ним. Тед – вспотевший, с запекшейся на лице кровью, в запыленной измятой форме – не отставал.

Заднюю стену вокзала снесли, заменив ее брезентовым пологом. Фрэнк потянул за веревку, и брезент начал подниматься, словно театральный занавес.

– Поможете?

Тед взялся за другой конец веревки, я тоже присоединилась, и вместе мы подняли брезент.

За ним обнаружилось то, что когда-то было вокзалом. Билетная касса осталась на месте, как и вокзальный туалет, дверь в который была открыта нараспашку, но остальное здание переделали под гараж. Половину его занимал небольшой трактор; вокруг лежали наборы инструментов, промасленные тряпки, канистры с маслом и бензином.

Фрэнк помахал нам, чтобы мы ушли с дороги, быстро загнал внутрь «роллс-ройс» и выскочил наружу, задернув за собой брезентовый полог.

– Видали фокус? – спросил он. – Вот была машина, а сейчас ее нет. Знаю, теперь здание не слишком-то похоже на вокзал, но я бы не рассчитывал, что марсиане обладают глубокими познаниями в области английской архитектуры конца XIX века, так что это надежное укрытие. До Эбботсдейла, боюсь, придется идти пешком, но здесь недалеко. Строго говоря, внутри Кордона до всего недалеко – как вы знаете, он не более двадцати миль в диаметре…

Мы направились на север. Дорога шла в горку, и я вскоре почувствовала усталость. Мы были в Чилтерне, среди меловых холмов, крутых подъемов и скрытых от глаз долин, в землях, где, куда ни пойдешь, обязательно наткнешься на какую-нибудь возвышенность – в последующие дни мои ноги в этом убедились. Но тишина и спокойствие этого места благотворно действовали на нас с Тедом после пережитых потрясений.

Хотя, конечно, после всего ужаса, которому я стала свидетельницей, этот привычный пейзаж казался мне миражом.

Был он, впрочем, не такой уж и привычный. Это было заметно еще из машины и стало очевиднее, когда мы пошли пешком. Придорожные живые изгороди давно никто не подстригал. Повсюду пышно разрослись кусты куманики и остролиста. Некоторые дома, мимо которых мы проходили, явно были заброшены, иные – сгорели или были разорены. Кое-где на земле лежали оборванные провода. У меня кольнуло сердце при виде плаката на покосившемся телефонном столбе. Он зазывал на сельскохозяйственную выставку, которая должна была состояться осенью 1920 года, но осень прошла, и никакой выставки, конечно, не случилось, и только выцветший плакат остался висеть там же, куда его прибили.

Фрэнк достал из сумки фляжки с водой, и мы с Тедом жадно к ним прильнули.

Тед понемногу приходил в себя, и к нему возвращались наблюдательность и практичность.

– Где вы берете бензин? – спросил он.

– Из запасов, сделанных еще до вторжения, – ответил Фрэнк и указал на небо, где вдалеке осой кружил аэроплан. – Еще нам сбрасывают грузы. Но, к сожалению, марсиане сбивают изрядную часть самолетов, так что на это надеяться нельзя. У нас все строго нормировано – вы увидите. В конце концов, конечно, запасы кончатся, – он взглянул на меня. – Но, может быть, до этого момента что-то изменится? Мне сказали, что ты приедешь, но не сказали зачем…

Я знала, что с теми, кто находится внутри Кордона, худо-бедно поддерживается связь, так что в том, что Фрэнк ожидал меня, не было ничего особенно удивительного. До этого мне казалось, что, увидев Фрэнка, я сразу же захочу все ему выложить – в том числе о своей миссии, о крови и о Большой Лжи – и положиться на его помощь, его здравомыслие и силу духа.

Но сейчас, когда я оказалась внутри Кордона, где расхаживали марсиане и валялись брошенные машины, я вдруг почувствовала тревогу. Я жила во Франции, на оккупированной территории, и видела, как это печальное обстоятельство влияет на решения и поступки людей, как само общество трещит по швам. Эти смутные мысли не давали мне покоя и заставляли чувствовать тревогу даже рядом с Фрэнком. В итоге я решила держать мою истинную миссию в секрете, пока не изучу обстановку как следует.

Мы свернули за угол и наткнулись на перевернутую повозку со сломанным колесом. Рядом лежал скелет лошади. Кости были начисто обглоданы, запах выветрился, и уже трудно было представить, что когда-то это было живое существо.

Фрэнк указал на скелет.