«Война миров» и другие романы

Затем он заставил меня рассказать, как мы путешествуем вокруг Земли, и я описал ему наши железные дороги и пароходы. Некоторое время он не мог поверить, что мы познакомились с употреблением пара всего лишь около ста лет назад. Но когда он в этом убедился, то очень был изумлен. Упоминаю здесь, кстати, как об интересном факте: селениты для измерения времени пользуются так же, как и мы, годами, но я не понимаю их системы счисления. Это, однако, никакой роли не играет, так как Фи-у понимает нашу систему. Потом я рассказал, что люди впервые стали селиться в городах только девять или десять тысяч лет назад и что мы до сих пор не соединены в одно общество и живем в государствах с различными формами правления. Это было передано Великому Лунарию. Он очень удивился. Сначала он думал, что у нас имеются только административные деления.

– Наши государства и империи только грубые очертания будущего общества, – сказал я и рассказал ему… (Здесь следуют тридцать или сорок неразборчивых слов.)

Великий Лунарий удивился, что люди стремятся сохранить разные языки.

– Они хотят в одно и то же время и сообщаться друг с другом и не сообщаться, – заметил он и долго расспрашивал меня о войнах.

Сначала он мне не поверил.

– Вы хотите сказать, – спросил он, как бы недоумевая, – что вы рыскаете по поверхности вашего мира – того мира, богатства которого вы едва затронули, убивая друг друга, как убивают зверей для еды?

Я должен был признаться, что это так.

Он стал расспрашивать меня о подробностях.

– Но разве не наносится при этом ущерб вашим судам и вашим несчастным маленьким городам? – спросил он.

И я заметил, что мое сообщение о порче имущества и судов во время войны произвело на него почти такое же впечатление, как и сообщение об убийствах.

– Расскажите мне подробней, – сказал Великий Лунарий. – Покажите мне это ясней. Я не могу ничего понять.

И тут я, хотя и не очень охотно, стал ему рассказывать историю земных войн.

Я рассказал ему о началах и церемониях войны, о предупреждениях и ультиматумах, о построении в боевой порядок и о походах. Я дал ему представление о маневрах, позициях и бое. Я рассказал ему об осадах и атаках, о голоде и тяжелых страданиях в траншеях, о часовых, замерзающих в снегу. Рассказал о поражениях и нападении врасплох, о безнадежных сопротивлениях и безжалостном преследовании бегущих, о трупах на полях сражения. Я рассказал, кроме того, о прошедших временах, о нашествиях и избиениях, о гуннах и татарах, о войнах Магомета и халифов и о Крестовых походах. По мере того как я рассказывал, а Фи-у переводил, селенитов охватывало все большее волнение, и они громко пищали.

Я рассказал ему, что орудия выпускают заряды в тонну весом, которые на расстоянии двенадцати миль способны пробить железную броню толщиной в двадцать футов, и про подводные торпеды. Я описал ему действие пулеметов и все, что я мог вообразить себе о битве при Коленсо. Великий Лунарий едва верил всему этому и часто прерывал перевод моих слов, чтобы услышать от меня подтверждение. Особенно сомнительным показалось ему мое описание людей, пирующих и веселящихся перед битвой.

– Но, конечно, они не любят войны? – перевел Фи-у.

Я уверял их, что многие люди смотрят на войну как на славное призвание, – это поразило все собрание.

– Но какая польза от этих войн? – спросил Великий Лунарий.

– Какая польза! – ответил я. – Война уменьшает население!

– Но какая в этом необходимость?

Наступила пауза. Его голову обрызгали охлаждающей жидкостью, и он снова заговорил…»

Уже с того момента, когда в рассказе упоминается о молчании перед началом речи Великого Лунария, в приемник попадают какие-то другие волны, которые потом перебивают сигналы Кейвора. Эти волны, очевидно, тоже лунного происхождения, но их настойчивое чередование с сигналами Кейвора указывает на какого-то оператора, умышленно старающегося перебить сообщение Кейвора и сделать его неразборчивым. Сначала эти волны были короткие и правильные, так что при некотором напряжении, с потерей немногих слов, мы все же могли расшифровать сообщение Кейвора; потом они стали длиннее, неправильными, как будто намеренно проводили нечто вроде черты поперек письма. Долгое время ничего нельзя было поделать с этими нелепыми зигзагообразными знаками, потом неожиданно путаница прекратилась, оставляя несколько слов ясными, а затем опять возобновилась и продолжалась на протяжении всего сообщения, совершенно искажая его смысл. Если это действительно было умышленное вмешательство, то почему селенитам понадобилось предоставить Кейвору, который не знал об искажении его сообщения, возможность продолжать свою передачу? Почему селениты выбрали этот способ, а не приостановили сигнализации Кейвора – ведь это было бы проще и вполне зависело от них, – этого вопроса я не могу разрешить. Так, по-видимому, было – и это все, что я могу сказать. Последняя часть описания аудиенции у Великого Лунария начинается с середины фразы: