– Как так сбежите, вашвысокоблагородие? – ошарашено пробормотал лекарь. – Не положено ведь такое? Ляксей Петрович, да вы, право слово, шутите сейчас надо мной?
– И ничего я не шучу, – усмехнулся полковник. – Середина марта уже, больше трёх месяцев прошло с того дня, как я в вашем госпитальном плену пробыл. Небось, хватит, пора бы мне и честь знать. Ну вот честно, не выпустите в полк добром, и точно тогда сбегу. Именно так и передай Дьякову. Ты же ему всё про меня докладываешь. Так ведь, жалобщик?
– Ваше высокоблагородие, Ляксей Петрович, ножку вот сюда ставьте, тут ступенька широкая в береге хорошо подрыта, – сконфуженно забормотал Мазурин. – Во-от, ага-а, хорошо. А я-то вам дорожку сейчас подсвечу, чтобы вы не дай бог не спотыкнулись. Никита, Никита, дурень ты эдакий! Беги скорее сюда с факелом! Господин полковник изволит обратно в гошпиталь идти!
– Ты мне, старый, зубы-то не заговаривай, – усмехнулся Лёшка, легко преодолевая крутой подъём. – Признайся лучше как на духу, ведь всё Илье Павловичу рассказываешь? Ну во-от, а чего же менжуешься? Да я понимаю, что это приказ. Только ты, Спиридонович, тогда уж ему про всё говори, а то чего же это выборочно рассказывать? Про то, что я ходить не хромая начал, непременно поведай. Про то, что даже перебежками могу легко передвигаться, обязательно доложи. Что от боли я не морщусь, как раньше, когда со скамьи встаю. Понял ли меня, Спиридонович?
– Так точно, ваше высокоблагородие, понял, – пробормотал лекарь. – Только ведь всё одно раньше середины апреля вас не велено в полк с концами из гошпиталя отпускать. Так что, тут такое дело, потерпеть вам меня ещё один месяц придётся.
– А откуда такой срок про середину апреля? – Егоров остановился и в упор посмотрел на Мазурина. – Ну, говори!
– Дык сам я слышал, – печально вздохнув, ответил тот. – Главный армейский врач нашему полковому врачу рассказывал, что аж у самого командующего, у главного генерала и у его квартирмейстера он его, этот самый срок, утвердил. А не то, дескать, у вас чегой-то там не срастись может. Только вы уж меня не выдавайте, Ляксей Петрович? Я вам это… Ну как же я вам не скажу, когда вы эдак меня спрашиваете?
– Не боись, Спиридонович, не выдам, – хлопнул по плечу подлекаря Лёшка. – Только и ты уж мне рассказывай, как только и чего там вдруг интересного услышишь. Ну, пошли, что ли? Нас с тобой там уже давно ужин дожидается. Остыл уже, небось.
Первый отряд прапорщика Луковкина вернулся через двое суток, под утро. Усталые, грязные егеря выскочили из галиота на брёвна причала и, перебежав вниз, на берег, замерли в строю.
– Господин полковник, отряд вернулся из дальнего поиска под Тульчу, – докладывал прапорщик. – При первой высадке вступили в бой с неприятелем. Потеряли двоих убитыми и пятерых ранеными, два егеря из дозора пропали без вести, слышали с их стороны выстрелы и разрывы гренад. Отбившись, погрузились на судно, отошли вниз по течению и высадились за Тульчой второй раз. Более в бой во время поиска не вступали. Имею сведения о противнике особой важности.
– Молодец, господин прапорщик, молодцы егеря! – оглядев строй, поблагодарил весь отряд полковник. – Благодарю, братцы, всех вас за службу!
– Рады стараться, вашвысокбагородие! – слаженно рявкнули две шеренги.
– Господин прапорщик, людей кормить, мыть в полковой бане и потом на отдых, – распорядился Егоров. – Сами ко мне с устным докладом. Затем, как уже позавтракаете и умоетесь, в полковом штабе подробный письменный рапорт обо всём, что разведали, дадите. Вольно! Ведите егерей в расположение.
Ещё через день пришёл отряд под командованием подпоручика Воронцова, и уже семнадцатого марта вернулся последний, прапорщика Травкина. А уже утром восемнадцатого полковник Егоров направился в главное квартирмейстерство Дунайской армии, располагавшееся в ближайшем селе.
– О-о, гляди-ка, оба явились? – встретил Егорова и Толстого фон Оффенберг. – А я думаю, чего это отчёта о поисках до сих пор нет? Видать, забыл про своё начальство Алексей, или на госпитальной койке сладко дрыхнет.
– Забудешь вас, как же, – ухмыльнулся Лёшка. – Да вы, ваше превосходительство, небось, и так бо́льшую часть уже от приставленного соглядатая знаете, – толкнул он локтем стоящего рядом Митеньку.
– Не соглядатай, а старший адъютант главного квартирмейстерства армии, премьер-майор Толстой, – поправил полковника барон. – Приставленный к тебе, между прочим, для связи с командованием. Тебе же не досуг каждый день мне отчёт давать. Вот он и избавляет тебя от лишних бумажных хлопот.
– Да я-то не против, Генрих Фридрихович, – проговорил с улыбкой Лёшка. – Хоть с документами Милорадовичу помог. После отъезда полкового квартирмейстера на побывку мой заместитель за голову схватился. Ну а у Толстого Дмитрия Александровича, у него ведь талант к делопроизводству. Прошу прощения, я тут не ослышался, вы его вроде как чином выше обычного встретили?