Война на Дунае

– Ну вот и всё, теперяча отмывайте баки как следует! Оси обиходьте! У лошадей подковы и всякую сбрую проверьте и почините, коли есть непорядок, – распорядился старший среди интендантской группы повар Иван. – Теперяча нам уже не догнать своих на марше. Приберёмся и налегке за ними поедем.

Совершив переход от Измаила за двое суток, полк зашёл во временный полевой лагерь под Галацем ночью.

– Ходко шли, – одобрил Егорова после его доклада фон Оффенберг. – Командующий опочивать изволит, не велел он по пустякам его беспокоить, так что я тебе сам, Алексей, задачу поставлю. Ровно через двое суток, двадцать третьего июня армия начинает переправу на противоположный берег судами Дунайской флотилии. Затем, разделившись на три отряда под командованием генералов Кутузова, Волконского и Голицына, ведёт наступление в сторону Мачина, где стоит тридцатитысячная армия под командованием Мустафы-паши. Под Гирсово сколачивает ещё одну разбитый вами ранее у Бабадага визирь. Но до Мачина ему ходу около сотни вёрст, так что если мы будем действовать решительно, поспеть на подмогу он не успеет. Есть ещё корпус неприятеля у Браилова, там же в заливе стоит большое количество неприятельских судов, которые могут воспользоваться удобным моментом и выслать их с десантом нам в тыл. Так что обстановка очень непростая, и как себя поведёт противник, можно сейчас только лишь предполагать. Ладно, это общее, что же касается твоего полка. День марша для отдыха вы себе выиграли, но большего я вам дать никак не могу. Завтра, в это же время, вы начнёте погрузку на суда флотилии, которые перебросят вас на правый берег. Ваша задача, Алексей, как более опытным в этом деле, отогнать османские разъезды от места переправы и создать из своих егерей завесу. После того как армия по наведённому мосту и судами переправится, вливайтесь в состав отряда генерал-майора Кутузова. Его задачей будет совершить обходной манёвр и ударить по правому флангу османов. Да, и возьми с собой этого Толстого. Ему вместо штабной вдумчивой работы опять, видите ли, погеройствовать хочется.

Трещал и бросал искры костерок. Лёжа на пологе, Алексей слушал последние сплетни от Митеньки. Тот, прихлёбывая травяной егерский чай из котелка, жаловался на бумажную рутину и интриги штаб-офицеров.

– Поговаривают, что у Потёмкина не задалось в столице. Зубов всё так же у трона, а вот Григорий Александрович темнее тучи ходит в своём новом Таврическом дворце. Наверное, скоро в армию вернётся. Ну а чего ему там делать, когда молодые все нити на себя перетянули? Теперь ему только и останется славу победителя в этой войне добыть и государыне реляцию о заключении выгодного мира представить. Да ведь и тут не всё просто. Сейчас-то мы на тот берег перепрыгнем и в решительной битве османов сломим. А ну как эти лавры победителя лично Репнину достанутся? Что думаешь, Николай Васильевич так уж прост? Он ведь тоже слабость светлейшего чует. За его спиной уже третий месяц переговоры с турками идут. Но те, конечно, сильно брыкаются, обратно все утраченные земли требуют им отдать, а иностранные посланники их поддерживают, свою хитрую игру ведут. Не зря же я тебе про твоего старого приятеля, этого пруссака Корфа спрашивал. Ох и интриган! Да что Корф, тут свои, штабные и те даже склочничают. Ланской Сашка, который переводом из кавалергардов недавно пришел, заявляет как-то после приёма у Молдавского господаря: «Всё-то у вас тут не по правилам, всё не по уставу и не по войсковому уложению устроено! Без должного планирования и без утверждения ведения баталий в императорской военной коллегии». Дескать, как вы тут вообще воюете, лапотники?! А я ему – какие там ещё уложения?! Ты вообще о чём говоришь?! Есть, конечно, общие планы, утверждены они, как и положено, и мы стараемся их придерживаться. Но все замыслы текущей кампании, они ведь на походном столике-доске или вообще даже на колене всегда переделываются! Потому как обстановка постоянно и молниеносно вечно меняется. И ежели следовать их коллегиальным догмам безоглядно, значит, битыми всегда быть. «Ты вообще хоть раз в настоящей атаке был, кавалергард? – спрашиваю. – На штык неприятельскую крепость брал?!» Так он ведь оскорбился! Чуть было до дуэли дело не довёл! Сволочь гвардейская! Зараза! Паркетник, чтоб ему!.. – выругался в сердцах Толстой. – Только и могут, шаркуны, на парадах блистать! Да ему три денщика-камердинера прислуживают за ужином! У него в трёх повозках, Лёшка, аж пять халатов на смену! На солонину его тухлую в обложенной турками крепости! Чтобы ему конское копыто в котле за радость было!

– Ми-итенька, ах Ми-итенька, – протянул с улыбкой Алексей. – Ну вот чего ты завёлся? Бранишься словно пьяный ямщик в придорожном трактире. Слова срамные говоришь. Ох уж это дурное, светское воспитание!

– Да иди ты, Егоров! – буркнул тот, нахмурившись. – Насмешничает он! Хорошо тебе, от начальства далеко, вокруг одни лишь егеря с волчьими хвостами, и ни одного генерала рядом.