Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943

– И в результате в маневренной войне я остался без подвижного КП. Что ж, если я еще хоть раз увижу господина начальника финансового отдела, то сожру его сырым на завтрак.

Мы спустились в ущелье, чтобы восстановить связь с егерями. Неподалеку от Пшиша я встретил Нобиса. Вскоре после этого появился связной из батальона Брауна с известием, что все без исключения офицеры этого батальона, а также передовой артиллерийский наблюдатель 1-й батареи погибли в результате попадания снаряда или, по крайней мере, были тяжело ранены.

– Но как это могло произойти?

– К нам пришел генерал из соседней дивизии и приказал всем офицерам собраться на совещание. Все ждали его, стоя одной толпой. Русские, естественно, это заметили. Когда генерал снова появился, русские дали один залп из нескольких орудий, и все офицеры погибли.

Майор Нобис был железным человеком, не склонным демонстрировать свои чувства. Но на этот раз я увидел его глубоко подавленным. От потрясения он долго не мог вымолвить ни слова. Затем он протянул мне руку и посмотрел прямо в глаза. Это выглядело так, словно ему было видение.

– Я думаю, – сказал он, – что один из нас не доберется до Туапсе.

– Я твердо убежден в том, – был мой ответ, двусмысленности которого Нобис в этот момент не мог заметить, – что мы оба не доберемся до Туапсе.

Шаумян

Окружение

Типичная картина ситуации, когда в горах одержана победа: командование еще не восстановило руководство своими войсками, все рвутся вперед по речной долине в стремлении преследовать неприятеля. Так происходит, по крайней мере, у нас, немцев. Русские имеют привычку в подобных обстоятельствах ожидать дальнейших приказов, что всегда облегчало нам отвод войск. Германский унтер-офицер в таких случаях брал инициативу на себя, руководствуясь старой прусской максимой: в сомнительном положении лучше делать что угодно, чем вообще ничего не делать[19]. При этом порой возникала неразбериха, поскольку командование должно было прежде всего восстановить управление; тогда как на пятки наседал враг.

По этой причине войска в течение ночи совершали всяческие передвижения вверх по течению.

– Тут оказались и наши матросы! – крикнул мне мой адъютант, указав на патруль рядом с шоссе. – Они наконец-то добрались до этих мест.

Что касается продвижения вперед, то мы прошли довольно небольшое расстояние. Затем нашему наступлению положила предел темнота, и каждая часть разбила лагерь прямо по дороге там, где ее застала ночь.

Неприятель теперь перекрыл дорогу через Елисаветпольский[20] перевал севернее Шаумяна. Ранним утром началось наше решительное продвижение. Основные силы наших войск должны были наступать по обе стороны шоссе, для чего они, придерживаясь общего направления, занимали разбросанные в стороне от шоссе населенные пункты. Наш егерский полк совместно с моим дивизионом получил задание обходом слева преодолеть горы, выйти с запада к городу Шаумян и оттуда нанести врагу удар в тыл. Справа от нас действовал высокогорный батальон элитных горных стрелков, получивший аналогичное задание.

Мы перевалили через довольно высокую горную гряду по широкой просеке, через которую проходил нефтепровод от нефтяных промыслов на Туапсе. Подъем и спуск по другую сторону гряды были крутыми – довольно значительное препятствие для тяжело нагруженных мулов, особенно для тех, кто тащил на себе разобранные орудия. Наши горные орудия образца 1936 года в баллистическом отношении были превосходны, но в отношении их транспортировки менее выгодно сконструированы, чем горные орудия Круппа и «Шкоды» времен Первой мировой войны. Орудие разбиралось для перевозки на семи мулах, некоторые его части были настолько тяжелы, что их следовало перевозить точно в центре сверху седла, причем они легко соскальзывали, меняя центровку. Намного лучше, чем одно тяжелое грузовое место, было перевозить два одинаковых по весу боковых грузовых места, такие, например, как орудийные колеса, на которые можно было приторочить еще одно средней тяжести грузовое место. Далее, во время перехода по горам с вьючными животными надо было следить за тем, что последним, в отличие от людей, спуск давался значительно труднее, чем подъем. Вверх по склону вьючное животное поднималось благодаря своей природе очень быстро, так что человек вполне мог приноровиться к его темпу. Однако на спуске, когда человек непроизвольно ускоряет свои шаги, вьючное животное двигается медленнее, и поэтому человек обязательно должен присматривать за своим четвероногим товарищем.