Война на восходе

«Где же он? Сказал, его могила где-то тут…» Вдруг Теодор увидел ряд корявых слив — деревья скорчились, обугленные, будто в них ударила молния. Трава у корней почернела. Тео нагнулся к обгоревшему цветку, но от прикосновения бутон рассыпался в прах.

— Теодор Ливиану!

Перед носом Тео вырос кладбищенский скрипач: одежда прожжена, щеки испачканы в золе. От Ионела несло палеными волосами. Он поднял скрипку, корпус которой пересекла огромная трещина.

— Это уже ни в какие ворота! Звезда! Снова! Прямо с зенита — бац! — и снова на мою могилу! Вон до сих пор черная полоса на небе… Еле успел отскочить! А теперь, юноша, если вы что-то знаете — жду объяснений!

Старик упер руки в бока. Теодор заглянул за спину Ионела и посреди круга обожженной земли увидел разрушенную могилу. Надгробная плита была черная, будто прямо на месте упокоения какой-то вандал развел костер. Камень, весь в трещинах и подтеках, раскололся надвое. Теодор заглянул в раскол, ожидая увидеть там гроб или — не дай боже! — скелет, но в проеме царили лишь холод и тьма. Тео передернулся.

— И голос! Никак не замолкнет!

— Голос?

Тео склонился ниже и, когда неуемный старик наконец замолчал, сквозь шелест травы и ветра расслышал тихое:

— Назови… Назови…

Тео послушал бы еще, но над ухом запыхтели:

— Ну, теперь хоть по-румынски, а то лопотал на каком-то странном языке…

Тео отодвинул старика в сторону, встал на колени, затем сунулся в провал — и тогда услышал:

— Назови имя Безликой и войди…

Чарующий далекий голос заставил мурашки выступить на коже, но Теодор быстро сообразил, что от него требуют:

— Л…

В затылок снова захрипели. Теодор почувствовал себя полным идиотом — он собирался выкрикнуть в могилу это слово?

— Не могли бы вы заткнуть уши?

— А?

— Заткните уши!

И только когда скрипач с изумлением зажал ладонями уши, Теодор склонился к могиле и шепнул:

— Любовь?

Земля под его коленями вздрогнула. Могила затряслась и стала расходиться в стороны, а земля и камушки посыпались в черную пропасть. Тео вовремя отскочил, не то бы полетел носом в самую бездну. Скрипач же, увидев, что происходит с его могилой, бросился вперед, но Теодор вовремя перехватил его за ворот.

— Что ты наделал? Ты должен был все исправить, а не усугубить!!!

Пока Тео боролся со взбешенным скрипачом, могильная плита распалась на две половины и расползлась, открыв широкий проход во мрак.

— Успокойтесь, это всего-навсего могила!

— Это моя могила! Вот когда у тебя будет собственная, юнец, я посмотрю, как ты будешь говорить «всего-навсего могила»!

— Надеюсь, у меня она появится не слишком скоро… — буркнул Тео и подобрал с земли сухую ветку.

К счастью, в кармане нашлись спички, не то бы возился с кремнем еще лет сто. Подняв горящую ветку над головой, Теодор опасливо осветил провал — никакого гроба там не оказалось, только каменные ступени, уводящие в темноту. Тео глянул на перстень — в кристалле вдруг привиделось лицо Кобзаря. «Не подведи», — шепнул он кольцу, сделал первый шаг, затем еще и еще и наконец полностью исчез в могиле.

Вокруг быстро сгустился удушливый мрак, а язычки пламени затрепетали. Теодор на миг замер. Сердце гулко колотилось, в горле пересохло. Он был совершенно один — в могиле…

Одиночество подступило совсем близко, задышало в затылок холодом.

И вдруг наверху послышалась возня.

— А ну, отойдите! Моя могила что, медом помазана? Дома бы им сидеть, так нет — лезут и лезут! Что у вас с головами-то?

— Эй, харе языком чесать. И пиликалку убери, я сказала! Ишь ты, размахался! Патлатый туда полез?

— Я сказал, не пущу! Это моя могила!

Снова крики и звуки борьбы. Наконец с поверхности донесся крик и эхом разлетелся по подземелью:

— Теодор, ты там?

Одиночество, угрожающе нависшее тенью нелюдимца, растворилось во мраке. Сердце вдруг подпрыгнуло и пустилось в пляс.

— Я здесь! — крикнул Тео и с удивлением заметил, какой радостный у него голос.

Наверху затопали, зашуршали, и вскоре Теодор в свете горящей ветки увидел знакомые лица. Они пришли — те, с кем он прорывался через ужасные Багровые топи. Кто держал ладони на его плечах, когда он, терпя адскую боль, отрывал от себя воспоминания. Те, кого он назвал друзьями. Шныряла с ухмылкой на все лицо, высокий невозмутимый Змеевик, а чуть поодаль, с лучиной в руке, перепуганная и бледная, но все-таки пришедшая на помощь Санда.

Они снова были вместе. Как во время путешествия.

«В этом мире у вас одно оружие — то, чего не бывает в землях Полуночи. Это свет». Кобзарь был прав. Они не остались прежними. Шныряла спустилась на пару ступеней и хлопнула Тео по плечу:

— А старикан прав: не сидится же тебе дома! Да и всем нам.

— Вы не обязаны… Я сам…

— Идиот. Если б твои извилины были такие длинные, как волосы, ты бы уже понял — мы не отпустим тебя одного.

По лицу Теодора медленно расползалась ухмылка, а Шнырялина стала еще шире. Он оглядел друзей — все они стояли рядом, готовые пуститься с ним в очередную авантюру, но теперь их объединяли не Макабр и мир Смерти, а нечто… иное. И Теодор признался себе, что слова Шнырялы, черт возьми, сделали его счастливым.