Война на земле Египта

На утренней поверке Мысри поднял руку и сказал, что просит направить его с рапортом к командиру. По какому вопросу? — спросил дежурный офицер. Дело это, ответил Мысри, личного характера, и он не может говорить об этом публично перед строем. Как ни настаивал офицер, Мысри не согласился добавить что-либо к сказанному. Офицер обещал занести все в журнал караульной службы и доложить командиру части. После поверки Мысри не знал, куда девать себя, все валилось у него из рук. Я хотел было выйти с ним из расположения части и посидеть в какой-нибудь кофейне, но продолжался рамадан, и мы оба постились. У меня были кое-какие дела, но я, видя состояние Мысри, решил не отпускать его от себя. Нервы его, в ожидании предстоящего разговора, были натянуты, как струна. Было десять часов утра. Доклад командиру части назначен на двенадцать. Но вскоре мы узнали, что командира части вызвали на срочное совещание в штаб округа, а потом он поедет в военно-медицинское управление. Никто не знал, вернется ли он сегодня в часть или отправится домой. Трудно описать отчаяние, охватившее Мысри, он был вне себя. Полно, успокаивал я его, один день ничего не решает, стоит ли так нервничать. Сегодня среда. Если командир не вернется в четверг, то уж в субботу обязательно будет тут. Но Мысри не унимался. Потом лишь я понял: у Мысри была редкой силы интуиция. В два часа дня командир еще не вернулся, и я решил, что он уже не появится в части. Но в шесть часов вечера мы вдруг увидели офицеров во главе с командиром части. Тут уж каждый почувствовал, предстоит нечто из ряда вон выходящее. Командный состав части немедленно был созван на совещание, и вскоре мы узнали: объявлена боевая готовность. Отпуска отменяются, весь личный состав должен находиться в расположении части, увольнения не разрешаются ни под каким предлогом. Эти меры не очень-то нас удивили. Было известно, что состоялся призыв резервистов, и они должны прибыть в часть. Время от времени резервистов призывали для прохождения военной подготовки. Но на этот раз они прибыли с полным боевым снаряжением. Затем последовал приказ подготовить госпиталь к немедленной отправке на фронт. И все же Мысри настоял, чтобы командир его принял. Разговор их длился лишь несколько минут. Мысри вышел из кабинета командира со счастливым видом. Ничего не сказав мне, он направился в свою палатку и стал укладывать вещи. На вопросы мои не отвечал. Мне пришлось хорошенько встряхнуть его, тут он наконец обратил на меня внимание.

— Что произошло в кабинете командира?

— Я еду на фронт.

— Но все же, как прошел разговор?

— Да никак. Я не стал ничего ему рассказывать, а попросил отправить меня как можно скорее на фронт.

— Ну, а твое дело?

— Какой может быть разговор о своих делах, когда начинается война.

— Кто тебе сказал про войну?

— Я чувствую это.

— Да ведь боевая готовность объявлялась не раз, а никакой войны не было.

— Нет, этот случай особый.

— И все-таки, как же твое дело?

— Любое дело можно отложить на неделю, на месяцы, даже на годы, но откладывать освобождение наших земель больше нельзя.

Немного подумав, он добавил:

— Вот выполним первую часть нашей священной миссии — освободим землю, вернемся, а там уж решим и наши внутренние проблемы. Это будет вторая часть нашей миссии.

— Значит, ты ни словом не обмолвился о своем деле?

— Нет, не время сейчас.

— Если тебе неловко, хочешь, я возьму это на себя.