Война наследников (СИ)

Тетушка под руку с Алексеем Петровичем, важно шествовала немного впереди, я с Софи – за ними. Мы не брали с собой сопровождающих, на похоронах не соблюдались все светские условности, слишком печальным было это событие.

Шли медленным шагом, чтобы дать возможность хозяевам первыми оказаться дома. Беседа не вязалась. Жара донимала. Проходя мимо домовой часовни Общества для помощи бедным, привычно перекрестились, Софи взглянув на здание, отдаленно напоминавшие восточный дворец, скорее благодаря затейливой архитектуре часовни, заметила:

- Слышала, когда-то здесь водились духи, весьма беспокойные.

- Когда-то может, и водились, да теперешние жильцы, видимо куда беспокойней духов, давно их изгнали. – Подала голос тетушка.

- В свое время тут прогуливался вечерами, губернатор Иван Иванович^2, в народе прозывали его дьячком, а наши образованные господа – прекрасной испанкой. – Так же невпопад заговорил Алексей Петрович. В голосе его слышалась и ностальгия за давно ушедшими, лучшими временами, и старческая желчь. Он вздохнул и грустно продолжил, – хороший был человек, настоящий. Я в то время пешком под стол ходил, а отец мой хорошо помнил Ивана Ивановича, служил под его началом. Прав был губернатор, ежели богатые землевладельцы не будут поддерживать полицию, то платить ей станут воры, так оно и стало, прости Господи. – Невесело закончил советник.

- Ах, Алексей Петрович, старые времена всегда кажутся лучшими. – Попыталась разогнать охватившее всех уныние Софи. – Надо нам всем сделать семейную фотографию в ателье Высоцкого^3. Жаль, что сам Владимир Викентьевич уже умер, он делал нам с Полем свадебные фотографии, как же они хороши. – Элегически протянула моя мачеха. Меланхолическое настроение овладело нами окончательно.

Дом, принадлежащий Голубовским, один из самых старых на улице, в свое время построенный для пастора церкви св. Екатерины, казался совсем маленьким по сравнению с огромным Сулимовским комплексом. На самом деле, это был довольно большой, трехэтажный дом, в классическом стиле, окруженный, красивым, ухоженным садом.

Строгий снаружи, строгость свою сохранил и внутри. Спланированный с чисто немецким практицизмом, наполненный добротной мебелью, этот дом так же напоминал прусского гренадера, как и его прежняя хозяйка. Здесь было удобство, богатство и практичность, но не хватало уюта.

Меня посадили между Софи и Алексеем Петровичем. На поминальных обедах не соблюдали очередность размещения гостей, потому как на них не приглашали особо, все кто почтил покойного своим присутствием на заупокойной службе, были прошены на поминки.

С одной стороны стола посадили всех родственников баронессы, с другой – знакомых и друзей. Я украдкой разглядывала гостей.

Рядом с нами чинно восседали бывшие компаньоны барона, люди из когорты моего отца, купцы в строгих дорогих сюртуках, на лицах приличествующая случаю скорбь, они почти не говорили, основательно наедались и смотрели в пространство с отрешенным видом, думая о чем-то своем.

Напротив нас сидели бедные родственники, вероятно муж и жена, от которых несло перегаром как от загулявшего ваньки поутру, такие имеются в каждом семействе, некоторых поддерживают, других стараются не замечать. Бедно и неряшливо одетые они почти не ели, зато часто прикладывались к бокалам, которые исправно наполняли, невозмутимые лакеи. Еще одна, видимо, бедная родственница, сухощавая женщина с изможденным лицом, заняла место рядом с ними. Она привела с собой троих детей, лет от двенадцати до пятнадцати, девочек, одеты все были чисто и аккуратно, но платья, перешитые не один раз, висели мешками. Дети старились, есть не торопясь, но у них это плохо получалось. Женщина раз за разом кидала подобострастные взгляды в сторону хозяйки, видно эту семью, Голубовские жаловали, протягивая время от времени руку помощи.

Захмелевшие и, некстати, повеселевшие соседи все пытались завязать разговор, почему-то именно со мной. Кажется, я показалась им более покладистой, по сравнению с высокомерной Софи или суровым Алексеем Петровичем.

Наконец, казавшийся бесконечно длинным, обед закончился. Гостей пригласили в соседнюю гостиную и почтившие память покойной родственники и знакомые стали расходится. В комнате оставалось все меньше людей.

Дочери баронессы стояли у двери со скорбными лицами, принимая соболезнования.

Со старшей, я уже была знакома, поэтому, внимательно разглядывала младших.

Средняя дочь – госпожа Каролина Витт, выделялась высоким ростом, на голову выше сестер, она держала спину ровно, словно проглотила палку. Ее можно было назвать даже красивой, если бы не кислое выражение лица. Оказалось, я была с ней знакома. Ее муж работал управляющим в Киевском отделении Русско-Азиатского банка, на голову ниже жены, сухощавый и постоянно чем-то озабоченный, он и сейчас давал указания сосредоточенному юноше, который что-то быстро записывал в блокнот. Эта семья, явно не выглядела нуждающейся, только платье на госпоже Витт стоило не менее пятисот рублей, слабо верилось, что столь обеспеченная женщина могла убить матушку за наследство.