- Мне нужны господа Рудавский Семен Михайлович или Савельев Георгий Федорович, они остановились у вас. Скажите, что желает их видеть госпожа Вишневецкая Анастасия Павловна. – С моим голосом творилось что-то неладное, он дрожал и звучал все тише, вместо того, что бы сказать четко и, немножко высокомерно, как мне хотелось, я растерянно шептала, последние слова портье кажется, даже не расслышал. Он только собирался переспросить, когда со стороны ресторана раздался шум, где-то распахнулась дверь и в холл ворвались звуки пьяного веселья. Мужчина в форме официанта, с улыбкой, выглядевшей приклеенной на усталом лице, вошел в холл, неся перед собой тяжелый поднос нагруженный бутылками и тарелками с холодной закуской, где-то за спиной человека раздался знакомый голос:
- В десятый номер, голубчик, в десятый номер. – Георгий ввалился следом за официантом, размахивая бутылкой вина, растрепанный и взлохмаченный, без сюртука и галстука, он не заметил меня, но услужливый портье окликнул его.
- Георгий Федорович, тут вас желают видеть, э, дама-с. – Последнее слово он проговорил, многозначительно растягивая, с придыханием.
Георгий резко остановился, покачнулся, восстановив равновесие, медленно повернулся и уставился на меня немигающим взглядом. Несколько мгновений длилась немая сцена, я спиной чувствовала любопытный взгляд горничной, но вдруг, с неожиданным, в его состоянии проворством, Георгий, расставив руки, будто для объятий, ринулся ко мне с криком:
- Сестрица! Ты ли! Прости, прости, что не зашел проведать вас, поднимись к нам, я в минуту соберусь! – Мой друг подхватил меня под руку и потянул за собой к лестнице. Конечно, Георгий, просто пытался оправдать мое появление и пресечь лишнее сплетни, но спьяну он явно переигрывал, обернувшись, заметила на лицах служащих отеля недоверие и нездоровый интерес, уж представляю, какие мысли родились в их головах, и в какую пьесу превратится эта маленькая сценка в их пересказе.
Георгий тащил меня вверх по ступеням, злым шепотом выговаривая по пути, не сильно стесняясь в выражениях.
- Черт бы тебя побрал! Ты что задумала, ночью всякое могло случиться, тебя могли ограбить, ты хоть понимаешь…. - Я резко выдернула свою руку, от неожиданности Георгий едва не свалился, пришлось подхватить его. Мы стояли в длинном коридоре, официант уже отнес заказ и сейчас возвращался, мы на минуту умолкли пока человек проходил мимо, отвесив, по пути, внушительный поклон, когда шаги его стихли, мы заговорили одновременно.
- Откуда ты знаешь, зачем я приехала? Может это очень важно! А ты пьян, да и Семен Михайлович, вероятно пьян, поэтому я ухожу!
- Никуда ты не уходишь! – он, снова, крепко ухватил меня за руку, потом медленно отпустил ее. - Успокойся! Не так я и пьян. Сейчас мы зайдем в номер, там Семен Михайлович, Алексей Петрович и Николай, ты будешь вести себя как обычно, пожалуйста, без истерик, я быстро соберусь и провожу тебя в твой отель.
- Я не истеричка! И не надо меня провожать. Я приехала в гостиничном экипаже, с ним и вернусь!
- А ты велела ему ждать?
Вопрос прозвучал неожиданно, пришлось признать собственную, глупую, ошибку.
- Нет. Я не подумала. – Только сейчас поняла всю нелепость ситуации, слезы сами собой навернулись на глаза, я сглотнула, пытаясь не разрыдаться. Внизу раздался шум, стук, зазвучали пьяные голоса, кто-то громко прощался в холле, Георгий резко повернулся и без слов зашагал по коридору, я покорно подалась за ним, выбора не было, Киев имел дурную славу города, где грабежи и разбои случались чаще, чем в двух столицах вместе взятых.
Сказать, что мое появление удивило друзей Георгия, значило бы просто скромно промолчать. Семен Михайлович, как раз подносивший рюмку ко рту, поперхнулся, закашлялся и одновременно вскочил, перевернув при этом стул, его качнуло вперед, и он опрокинул бы стол, если бы не Алексей Петрович, упиравшийся в него двумя руками.
Сам Алесей Петрович, раскрасневшийся и взъерошенный, самозабвенно выводил арию Петра из «Наталки Полтавки»:
Сонце низенько, вечір близенько
Спішу до тебе, лечу до тебе
Моє серденько….
У него был приятный тенор. Старый вояка не сразу заметил незваную гостью, только неожиданная реакция Семена Михайловича заставила его обратить внимание на дверь, рядом с которой топталась я, судорожно прижимая к себе сумку. Песня оборвалась, глаза Алексея Петровича округлились и, у них, одновременно с Семеном Михайловичем вырвалось:
- Вы?!
Только Николай, не отреагировал никак, он спал, развалившись в кресле, голова свесилась на бок, очки сползли на ухо, а рот по-детски приоткрыт, вид его был трогательно-смешной.