Даже в открытом саду было душно, публика сновала туда и сюда, оркестр играл, выбиваясь из сил, но никто его не слушал. От равномерного гула, словно в улье, разболелась голова. Я спасалась холодным шампанским, очередной бокал у меня из рук галантно забрал Георгий, заговорщицки шепнув:
- Ну, все с тебя хватит. – Я не сопротивлялась, чувствуя хмель в голове.
К нам подбежала Софи.
- Смотри, смотри в ту сторону. – Быстро заговорила она, поворачивая меня к входу в сад. – Видишь небольшую толпу с баронессой фон Айзенхардт в центре? – я посмотрела в том направлении и увидела нашу баронессу, все так же напоминавшую гренадера, только гренадера в парадном мундире. Она обмахивалась большим веером, все тем же презрительным взглядом окидывая, окружавших ее людей. Я подумала, что эта женщина и при рождении, верно, окинула повитуху, презрительным взглядом. Люди, вертевшиеся вокруг старухи, всячески старались ей угодить, но она их замечала не больше чем надоедливых мух.
- Она заняла заказанный нами номер. Ничего интересного в этой особе не вижу.
- Не скажи, весьма занятная дама. – Заговорщицким тоном сообщила Софи. – Все дело в ее наследстве. Видишь ли, она в молодости вышла замуж за обедневшего прусского барона, говорят даже по любви, но барон оказался весьма предприимчивым и к старости сказочно разбогател. Он умер лет десять назад от скоротечной болезни, завещав все ей, жене, так вот она, теперь всячески третирует своих наследников, постоянно меняя завещание! Видишь, как крутятся вокруг нее, пытаясь угодить?
- А отчего она не в Германии, почему все наследники в Киеве собрались?
- Потому, что основные свои богатства барон нажил тут у нас, они много лет прожили в Киеве, у них до сих пор здесь есть интересы. К тому же все три ее дочери, вышли тут замуж.
Я внимательно осмотрела баронессу и ее выводок, и почему-то пожалела бедных наследников, нелегко им, верно, с такой мамочкой приходится.
Очень жаль, что это собрание не предполагало танцев, можно было бы хоть как-то, развеяться. Наконец папочка увел Софи в покои, что меня чрезвычайно устраивало, можно было уходить. Я поискала глазами тетушку, она в углу беседовала с какой-то знакомой ей дамой. Георгий стоял поодаль и внимательно слушал дискуссию, разгоревшуюся между Семеном Михайловичем и представительного вида седовласым мужчиной, я осторожно подошла к ним. Семен Михайлович с жаром доказывал преимущества дактилоскопии перед бертильонажем, его оппонент, ссылая на многолетний опыт, доказывал обратное, Георгий пытался их примерить, я постаралась подойти к Георгию поближе, насколько позволяли приличия, и тихо предложила, прихватив, шампанское, фрукты, Семена Михайловича и тетушку, подняться ко мне в номер. Он согласился.
Через четверть часа в моем номере собралось небольшое, но приятное общество, кроме нас, четверых в моем номере оказался и оппонент Семена Михайловича, в прошлом судебный следователь, бывший одно время, также прокурором, как сообщил он сам, статский советник Алексей Петрович Степанов. Обслуга в отеле работала превосходно, в считанные минуты были принесены дополнительные кресла, накрыт столик, охлажденное шампанское, фрукты, и несколько сортов сыра. За угощение как, я поняла, заплатил Георгий, он же раздал щедрые чаевые, от чего обслуга работала еще проворней.
В спокойной обстановке номера общаться оказалось куда приятней. Алексей Петрович, галантно ухаживал за тетей. Анна Ивановна разрумянилась от шампанского и отчаянно кокетничала, между своими ухаживаниями Алексей Петрович умудрялся поддерживать активную беседу. Семен Михайлович увлеченно рассказывал о новых методах сыска. Георгий лениво вертел, бокал в руке и в спор не встревал. Я же, понимая, что остаться наедине нам не удастся, расстроено молчала, но наше с Георгием плохое настроение, гости мои словно не замечали.
От выпитого шампанского у меня слегка кружилась голова, и когда, неожиданно, открылась дверь в номер, я не сразу поняла, что кто-то вошел. Но внезапная тишина заставила меня оглянуться. Бокал выпал из рук и с тихим звоном разбился.
В комнату вошла или вернее ввалилась баронесса фон Айзенхардт, она еле держалась на ногах, и можно было бы подумать, что дама в стельку пьяна, если бы не мертвенная бледность лица, ужас, стоявший в глазах, ставших совершенно круглыми и слюна тонкой струйкой вытекавшая изо рта. Мы все одновременно сорвались с мест. Георгий поддерживал баронессу за голову, я схватила ее руку, она пыталась что-то произнести, мне слышалось то ли, стань, то ли, Степан, я так и не поняла. Несколько раз дернувшись, баронесса затихла.
От приглушенного голоса Семена Михайловича меня передернуло.
- Она умерла.
¹Анастасия можно войти (фр.)
² Прости, Софи, одну минуту, всего минуту (фр.)
Глава 3
То, что происходило далее, я наблюдала как бы со стороны.