Война наследников (СИ)

- Не знаю, удастся ли мне повторить подвиги, доблестного Хосе, но стоит попробовать – и поцеловал меня, правда может не слишком страстно, зато очень нежно.

До горячих цыган и басков нам все же оказалось далеко. Усталость взяла свое, и мы крепко уснули.

Я проснулась на рассвете, сквозь шторы пробивались первые, утренние, лучи солнца. Георгий сидел на кровати, уже полностью одетый и смотрел на меня.

- Доброе утро, Настенька, мне лучше уйти, пока не проснулись любопытные соседи.

- Доброе утро, милый. – Я села в постели, притянула его к себе и крепко поцеловала. – А теперь уходи. Придешь к обеду. А там посмотрим.

- Хорошо. – Он погладил меня по щеке, еще раз поцеловал и ушел. А я завернулась с головой в одеяло и, снова, крепко уснула.

Во второй раз меня разбудила, тетя, отчаянно тарабанившая в дверь. Не успела я открыть, как она вихрем влетела в комнату. Оценив меня с ног до головы и внимательно осмотревшись, тетушка хитро прищурилась.

- Вижу, у тебя были гости?

- Анна Ивановна, неужели ты забыла, что и сама была моей гостьей вчера вечером?

- Я не вечерних гостей имею в виду. – Тетя наклонилась и подняла с пола галстук Георгия. Наверно собираясь в неясном свете раннего утра, он забыл этот важный предмет мужского туалета или не смог найти, галстук валялся почти под кроватью, только тетя, своим орлиным взглядом, могла его заметить. Я залилась краской.

- Тетушка, как ты можешь быть такой неделикатной!

- Ладно, тебе, разве я осуждаю? На, отдашь своему герою. – Она всунула галстук мне в руку, и плюхнулась в кресло. – Давай лучше поговорим о вчерашних событиях.

- А что вчерашние события? – я уселась в кресло рядом. – Нас они не касаются.

- Может и не касаются, а может и наоборот. – Загадочно ответила тетя.

- Что ты имеешь ввиду?

- Ты же пропустила завтрак. – Обвиняющее, сказала тетушка. – Я уже стучала к тебе, но ты спала слишком крепко, и я сама спустилась к завтраку. Выходя из ресторана, наткнулась на ту женщину, дочь этой самой баронессы, та, оказывается, поджидала меня в вестибюле специально. Она стала говорить, что-то непонятное, я сначала совсем растерялась, переспросила и, ты не поверишь, эта особа попросила меня представить ее Алексею Петровичу! Она объяснила, что хочет просить его произвести частное расследование смерти матери.

- А ты что ей ответила?

- Обещала помочь. Понимаешь, она с таким напором за меня ухватилась, я просто не знала, как от нее отделаться, так, что обедаем мы с Алексеем Петровичем и этой дамой.

- Что тебе сказать Анна Ивановна? Я пригласила к обеду Георгия, думаю, он прибудет с Семеном Михайловичем, так что обед у нас намечается очень оживленный.

- Ну, тогда чего ты расселась, одевайся, до обеда несколько часов осталось.

Перед обедом мы все собрались в общем салоне. Уютные гостиные группы были расположены так, что бы вы могли насладиться аперитивом или побеседовать уединенно, чувствуя себя как дома. Мы сидели за круглым столиком, официант, обслуживавший нас, умудрялся оставаться незаметным.

Наши гости немного опоздали, пока их не было, мы оживленно болтали, но как только супруги прибыли, оживление сменилось смущением.

После первых приветствий и представлений за столом повисло неловкое молчание, все присматриваясь, друг к другу, сосредоточенно пили свои напитки.

Алексей Петрович заказал чешское пиво «Общества Киевского пивоваренного завода», что на Подоле. Георгий и Семен последовали его примеру. Софи, приглашенная мной, для равного числа дам и кавалеров, пила Campari, ликер, к которому пристрастилась в Италии, побывав в Новаре, этот напиток не так легко было достать у нас, его доставляли из Милана, по особому заказу, но «Континенталь» славился богатыми погребами. Мы с тетушкой предпочли провинциальный, по мнению Софи, херес. Дочь баронессы с супругом, заказали бургундское Шабли.

Я исподтишка рассматривала новых знакомых.

Дочь баронессы звали: Ванда Гердовна Голубовская, мужа – Всеволод Петрович Голубовский.

Ванда Гердовна была похожа на мать как две капли воды, та же высокая плотная фигура прусского гренадера, тот же тяжелый подбородок, тот же орлиный нос, вот только выражение лица, не застывшие в презрительной маске, а подвижное, эмоциональное. Сейчас оно выражало, глубокую скорбь. Траурное черное платье, простенькая шляпка с короткой вуалью, заплаканные глаза, печально опущенные, уголки губ, госпожа Голубовская, невольно вызывала, жалось и желание посочувствовать.

Ее муж, высокий, худощавый, нервный человек, с бегающими глазами, все время дергал свою небольшую бородку, крутил в руках бокал, ерзал в кресле и поминутно вздыхал.

Наконец, Алексей Петрович, поставил пустую кружку на столик, слегка кашлянул и обратился к госпоже Голубовской

- Ванда Гердовна, позвольте выразить вам глубокие соболезнования. Ваша утрата неизмерима. Матушку вашу, я имел честь знать. Хорошим она была человеком. Пусть земля ей будет пухом. – Старый служака, не имел привычки к великосветским любезностям, эта речь далась ему с трудом. Договорив, он вздохнул, даже с каким-то облегчением.