Война Ночных Охотников

Пошатнувшись, Кобылин оттолкнулся от решетки и побрел в сторону сияющих в темноте витрин. Жизнь внезапно обрела смысл, а движение — цель. Голоса отступили, головокружение прошло. Здесь и сейчас. То, что надо. Главное — чтобы они еще работали. Сколько сейчас время? Когда он уехал от дома? Метро еще ходит. Свет в окнах горит. Плевать! В этом проклятом городе почти все работает круглосуточно. Так?

Почувствовав в затылке начало волны боли, Алексей сердито засопел и двинулся вперед, все быстрее перебирая ногами. Не вспоминать. Думать о сейчас. А сейчас — горячий суп. Кофе. Коньяк. Да. Самое оно. Нужно.

Алексей прикусил губу и не отпускал ее до тех пор, пока не миновал длинный ряд машин и не вышел к витринам. И правда — на первом этаже здания располагалась кафешка. Окна были прикрыты белыми шторами, но Кобылин заметил, что внутри, между столиков, кто-то ходит, и двинулся вдоль сияющей витрины в поисках входа.

Ему пришлось сделать десяток шагов, пройтись до самого угла здания, прежде чем он сообразил, как попасть внутрь. Здесь, на углу, начиналась огромная бетонная лестница, поднимающаяся вверх, к середине здания. Она явно была рассчитана на целую толпу веселых болельщиков, спешащих на матч любимой команды. И вот там, под лестницей, в темном закутке, и виднелась заветная дверь.

Кобылин нырнул в темноту, сделал пару шагов, поежился. Оглянулся. Здесь было страшновато. Наверху раздавались чьи-то тяжелые шаги. Из дальнего угла тянуло холодом, а лестница, уходящая вверх, давила на плечи. Очень удобное место для засады. Спрятаться, выскочить, схватить… Нет. Затаить дыхание и выстрелить, не выходя из темноты. Бах!

Дернувшись, Алексей усилием воли отогнал воспоминания и зашагал к белой пластиковой двери, видневшейся в серой стене. Взявшись за ручку, рванул ее на себя. Открыто! От облегчения ноги Кобылина подкосились, он оперся о дверь и уткнулся носом в вывеску, гласившую, что ресторанчик называется «Ути». Кобылин помотал головой, и переступил порог.

Он оказался в коротеньком коридоре — чистеньком и аккуратном. Белые стены, приглушенный свет, приоткрытая дверь с медной ручкой и привычными буквами М и Ж. Слева, из-за угла лился мягкий свет и раздавалось приглушенное шуршание музыки. Кобылин, сжимая в кармане кошелек, поспешил туда. Шагнул за угол и замер.

Зал оказался огромным и светлым. Стены были оклеены забавными обоями из широких белых и синих полос, навевающих воспоминания о коробках конфет. Справа виднелась бежевая стойка, за ней расположились деревянные стеллажи, уставленные баночками, пузырьками, коробочками, бутылочками и загадочными фигурками. Под белоснежным потолком плавали люстры — пушистые, состоящие из сотен белых палочек и походящих на светящиеся облака. В центре зала стояли столики — бежевые, круглые, с резными ножками, окруженные не стульями, а мягкими креслицами с высокими спинками. Цвета морской волны. У длинной стеклянной стены стояли столики побольше, такие же резные и милые, но уже со стульями. Бежевыми. У которых были высокие резные спинки. Пахло ванилью и лавандой, и еще чем-то сладковатым, напоминающем о детстве. Алексею показалось, что он попал в мягкое облако ванильной пыльцы фей, окутавшее комнату из идеальной девчоночьей мечты.

Это так разительно отличалось от грубой серой действительности за окном, что Кобылин на минуту потерял дар речи. Он застыл на пороге зала, до боли стиснув в кармане чужой кошелек, и очнулся только когда из невидимых колонок зазвучала музыка. Мягкий упругий бас растекся по залу — словно котенок стучал лапами по коробке. Потом зазвенела гитара, и певец затянул песню — на английском, немного гнусаво, но чувственно.

Алексей, двигаясь машинально, как робот, сделал несколько шагов в бежевое облако ванили. Уселся за крайний столик, на ближайший стул. Уставился на белую карточку меню, пытаясь сосредоточиться на пляшущих буквах. Ему стало легко и спокойно. Все тревоги отступили, оставшись где-то за окном, в той опасной невыразительной серости, проступавшей сквозь ночную тьму.

Стройный ритм песенки нарушили чьи-то шаги, Кобылин вскинул голову и снова застыл, испытав очередное потрясение. Прямо к нему направлялась рослая девица, лет двадцати пяти на вид. У нее оказалось миловидное округлое личико с румяными щеками, а белые волосы были собраны в тяжелую косу, перекинутую через плечо. Клетчатая рубашка из белых и багровых полос, небрежно завязана узлом на плоском загорелом животике. Узкие джинсы туго облегали бедра, сохранившие приятную полноту, а белый передник был настолько мал, что скорее, играл декоративную функцию. В целом, девица походила на ожившего персонажа американского верстерна, шагнувшего с экрана прямо в зал. Этакая идеальная барменша, а может и хозяйка ранчо. Не настоящая. А такая, какая появляется в фантазиях юнца, впервые услышавшего словосочетание «хозяйка ранчо».

Пока онемевший Кобылин пожирал глазами девицу, прикидывая, реальность это или очередное видение, она приблизилась и нагнулась, заглянув ему прямо в глаза.

— Так, — мягко сказала она. — Это кто у нас такой помятый?