Война Ночных Охотников

Кобылин отметил, что ее большие глаза идеально голубые, а на вздернутом носике есть едва заметные веснушки.

— Ты не в лучшей форме, паренек, — сказала блондинка, скользя взглядом по грязной футболке, видневшейся из-под распахнутого мятого плаща. — Проблемы?

Алексей отрицательно помотал головой и, спохватившись, вытащил из кармана кошелек.

— Суп, — хрипло сказал он. — Горячий суп.

— Ясно, — отозвалась она, переводя взгляд с кошелька, стиснутого грязной рукой на лицо Кобылина.

Он тут же остро почувствовал, что выглядит действительно паршиво. Что брился он сутки назад и щетина уже начала отрастать. Сутки?

Алексей заметил, что мир перед глазами снова приобретает мутные очертания и замотал головой, отгоняя опасные воспоминания.

— Суп. И вод… — Кобылин скользнул взглядом по серьезному лицу блондинки. — И виски.

— Ладно, — сказала та, заглядывая прямо в глаза странному посетителю. — Сейчас посмотрим.

Она развернулась и удалилась бодрой походкой, покачивая на ходу тем, чем щедро ее одарила природа. Кобылин, проводив ее долгим взглядом, отвернулся, бросил взгляд за окно, потом на подоконник. По нему были раскиданы маленькие желтые уточки, каких обычно берут в ванну. Персонажи кино. Алексей тяжело задышал, пытаясь разобраться в собственных мыслях. Это видение? Галлюцинация? Это место слишком… слишком идеальное. В реальности такого не бывает. И таких официанток, сошедших со страниц глянцевых журналов — тоже. Она не настоящая.

А я?

Дыхание остановилось, Кобылин ухватился руками за стол, стиснул пальцами бежевую столешницу и только сейчас заметил, что под ногтями у него траурные каемки. Костяшки ободраны, как после драки. А на левом запястье — свежая царапина. Алексей разом вынырнул из грез и спрятал руки под стол, нервно заерзал на стуле. И вздрогнул, когда блондинка бесшумно материализовалась рядом.

— Виски, — бодро объявила она, поставив перед ним широкий стакан, наполовину заполненный коричневой жидкостью. — Суп скоро будет.

Кобылин с трудом отвел взгляд от ее идеально голубых глаз, ухватил стакан и высадил его одним махом. Перед ним вспыхнули звезды, а горло резануло огнем. Он шумно втянул воздух носом, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Крепкая дрянь. Отвык?

Неожиданно музыка стала громче. Из ушей словно вынули затычки. Хор голосов отступил, сгинул куда-то теряясь в пустоте. С глаз упала пелена, все предметы стали отчетливыми, словно навели резкость на фотоаппарате. Алексей откинулся на спинку стула и впервые за вечер вздохнул с облегчением.

— Ага, — сказала блондинка, без всякого смущения разглядывая гостя. — Есть в тебе что-то. Пока не пойму что.

Кобылин, наслаждавшийся неожиданным покоем, попытался улыбнуться. Его губы сложились в улыбку, а потом с них, сами по себе, сорвались слова, вторя мелодии, разносящейся по залу из колонок:

— Ты должен нити подобрать, все узелки в один собрать. Услышишь ты богатства звон — настанет ведьминский сезон.

Перед глазами лопнула вспышка салюта, искры закружились, заслоняя зал, унося за собой в пустоту. Сквозь треск и грохот Кобылин услышал, как блондинка ответила, и только это удержало его на краю бездны.

— Неплохой перевод, — томно произнесла одна. — Но не очень точный. Слишком художественный. Поэт?

Кобылин хотел сказать, что он охотник, но тут перед его глазами лопнул черный кокон и дыхание остановилось. Он вспомнил. Вспомнил то, что было важно в проклятом подвале. Нет, не с Конопатовыми. Другой подвал, — в котором он был пару часов назад. Тогда над ним наклонился бородатый толстяк, показал ему картинку на телефоне. Это и было важно. Очень важно. На картинке была женщина, она что-то прижимала к груди, а другую руку выставила вперед. Черноволосая. Красивая. Знакомая.

— Ведьма, — выдохнул Кобылин, балансируя на краю черного колодца воспоминаний.

— Ага, — довольно протянула блондинка и опустилась на соседний стул. — Так и знала. Тебя кто-то прислал ко мне?

— Ведьма, — беспомощно повторил Кобылин, потерявшись в лабиринте изменчивых картинок.

— Посмотрим, — откликнулась официантка, резко придвигаясь ближе, словно только и ждала этих слов.

Она быстро взяла Кобылина за руки, вывернула ладони наружу, посмотрела на запястья. Ее прикосновения были нежными, ласковыми, и вместе с тем наводили на мысли о докторах. Оставив в покое руки Алексея, блондинка быстро провела длинными пальцами по его щеке, ловко ухватила за подбородок, повернула к себе и заглянула прямо в глаза. Кобылин с робкой надеждой встретил ее взгляд, отметив, что ее глаза из голубых стали темно-синими.

— Как все запущено, — пробормотала официантка и резко поднялась на ноги. — Подожди-ка.

Она почти бегом бросилась за стойку и принялась рыться в баночках и коробочках. Кобылин медленно опустил дрожащие руки на столешницу, сжал пальцы в кулаки. Голоса в его голове пытались стать громче, но это им не удалось — звучали они тихо, неразборчиво, словно их что-то приглушало. Но боль продолжала толкаться в затылок. Один голос был громче остальных. Разборчивей. И он твердил одно только слово — ведьма. Ведьма. Ведьма.