Война Ночных Охотников

Шатаясь и всхлипывая, он двинулся дальше. Теперь он чувствовал — болело все тело. Кости, суставы, разорванная плоть — все полыхало огнем боли. Он провел рукой по животу, коснулся бедра. Раны уже закрылись. И старые, и новые. Это было странно и необъяснимо. Как и все, что творилось с ним в последнее время. Еще одна загадка. Одной больше, одной меньше. Хотя раны и выглядели зажившими, боль от них осталась, но это была ерунда по сравнению с тем молотом, который крушил его затылок как хрупкую черепицу. Голоса снова стали громче, перед глазами закружилась вереница картин.

— Назад, — процедил Алексей, усилием воли сосредотачиваясь на груде барахла под ногами. — Назад.

Стиснув зубы, он сорвал с себя футболку, вытерся ей, словно полотенцем, отшвырнул в сторону. Потом нагнулся и принялся вытаскивать из разбросанных вещей те, что могли ему пригодиться. Он никогда не любил спортивный стиль. Вроде бы. В любом случае, выбора нет.

Вытаскивая из картонной коробки пару кроссовок, Алексей попытался нашарить среди мутных обрывков памяти подходящую картинку. Ему нужно идти, чтобы вернуться обратно. Куда? К началу. Надо вспомнить, с чего все началось. Необходимо вернуться по своим следам. Но Кобылин почти ничего не помнил. В памяти всплывали лишь полузнакомые лица, смутные фигуры. Толстяк с бородой, рыжая девчонка. Ведьма. Кажется, он их когда-то всех знал. Может быть. Но одного он помнил наверняка — толстяка в синей форме с мерзкой харей шавки, страдающей ожирением. Прокурор. Тот самый, что отдал его в руки этого блондина. С него, пожалуй, и нужно начать обратную дорогу.

Память услужливо подкинула картину пустой стоянки и одноэтажного здания с решетками на окнах. Кажется, он даже знал где это. Он помнит этот город. Помнит таким, каким он был раньше. Сколько времени прошло? Год? Два? Остается надеяться, что город изменился не так сильно, как он сам.

Вздохнув, Кобылин усилием воли вырвался из болезненных воспоминаний, отшвырнул явно маленькую пару кроссовок и нагнулся к следующей коробке.

Глава 15

В комнате, напоминавшей темницу, было душно и темно. Пластиковое окошечко под самым потолком, размером с папку для бумаг, было наглухо закрыто и, кажется, вообще не открывалось. В принципе. Слишком узкое, куда можно было втиснуть лишь голову, да и то с трудом, оно даже света давало слишком мало, потому что выходило во внутренний двор.

Лена, лежавшая на спине, перевернулась на бок и глухо застонала от боли в вывернутых плечах. Руки в наручниках, ноги — обмотаны липкой серебристой лентой, похожей на скотч. Болело все тело. И ушибленные ребра, и разбитое лицо и оцарапанные руки. Хуже всего с плечами. Им и так досталось, а несколько часов, проведенных на полу в неудобной позе, только добавили проблем. Как не повернись — все равно больно.

Оторвав щеку от прохладного бетона, Лена приподняла голову и глянула в угол. Там, у стены, лежала Вера. Ей пришлось еще хуже. Она так и осталась обнаженной, после обращения, и ее наполовину замотали скотчем, прижав руки к телу. Хуже всего был ошейник с серебряными шипами, обращенными внутрь — так, чтобы острия чуть впивались в кожу. Если бы Вера попробовала принять облик зверя, то серебро неминуемо проткнуло бы ей горло. Короткая цепь с серебряным напылением была вмурована в стену. Тот, кто смастерил эти кандалы, прекрасно знал, что и зачем он делает. Любой оборотень, попытавшийся сменить форму, умылся бы собственной кровью и сдох в мучениях.

Лена не знала, сколько времени они провели в этой комнате, похожей на тюремную камеру. За крохотным окном постепенно светлело, значит, ночь на исходе. Несколько часов? Подонки, подчиняющиеся Строеву, притащили их сюда и бросили на пол как мешки с картошкой. Связали и ушли, не проронив ни слова. Лене пришлось несладко, но Верке еще хуже. Пару часов она не отзывалась, лишь тихо постанывала, приходя в себя. А осмысленно отвечать начала лишь полчаса назад.

— Вера, — хрипло позвала Лена. — Вер!

Из угла пришел тихий протяжный стон, больше похожий на скулеж. Жива.

— Как ты? — спросила охотница, пытаясь извернуться так, чтобы не давить собственной спиной на скованные руки. — Вер! Не молчи…

— Я тут, — слабым голосом ответила оборотница. — Плохо. Больно.

— Где больно? — спросила Лена, пытаясь сглотнуть пересохшим горлом.

— Везде, — отозвалась Вера. — Я… голова кружится. Мы здесь… Долго?

— Несколько часов. Вроде бы, светает.

— Я помню, — пробормотала Вера. — Ты уже говорила… Кажется.

— Держись, — бросила Лена, пытаясь согнуться так, чтобы протащить свои ноги в петлю из скованных рук.

Если бы ей это удалось, то руки оказались бы не за спиной, а перед грудью. Она видела, как это делают в кино. Сто раз. А тут — фигу.

— Вадим, — прошептала Вера и снова заскулила. — Лена…

— Что?

— Вадим умер?

Лена помолчала, пошевелила пальцами, пытаясь хоть как-то наладить кровообращение в онемевших кистях.

— Я не знаю, — честно сказала она. — Когда нас уносили, он лежал на полу, и я слышала как он дышал. Кажется, его бросили там.

— А Гриша?

— Его забрали. Посадили в другую машину, когда вытащили нас из подвала.