Война ордена

Бесполезно. Ни от одной из этих новостей не бы­ло ни малейшего толку. Иктинос продолжал давить на Кройваса, но сознание астропата уже и так грозило рас­пасться на части. Губы пленника окрасились кровью; он силился преобразовать в слова какофонию грани­чивших с безумием образов, наводнявших его разум. Однако состояние астропата не беспокоило Иктиноса, вынуждавшего свою жертву продолжать.

Демоны наводнили улицы мира, отрезанного от осталь­ного Человечества варп-штормом. Зеленокожие устро­или бойню в джунглях планеты в глубине сегментума Темпестус. Несколько аграрных миров оказались охва­чены восстанием мутантов, сжигавших поля, и теперь многим ульям грозил голод. Пиратские флотилии ксеносов охотились на корабли паломников, пожирая даже души своих жертв.

Божества чужаков вербовали себе последователей среди людей, распространяя заразу безумия и ереси; согни тысяч войн полыхали среди миллионов планет…

— Остановись, — приказал Иктинос.

Кройвас захрипел и выплюнул сгусток крови. Его губы продолжали шевелиться, беззвучно проговаривая образы, врывающиеся в сознание астропата, лежащего в холодном каменном саркофаге.

— Вернись назад. К зеленокожим.

— Огромные… страшные звери, — просипел Крой­вас. — Появились неожиданно. Смяли оборону. Без по­мощи все погибнут.

— Где? Есть там что-нибудь о черном камне?

— Да… символ. Шифр. Черный камень. Оникс. И… стекло.

— Вулканическое стекло, — произнес Иктинос. — Об­сидиан.

— Да.

— Что-нибудь еще?

— «Теперь эта земля принадлежит нам, и мы ни­когда более не испытаем скорби» [1], — ответил Кройвас.

Его слова прозвучали так, словно астропат цитировал их откуда-то.

— Продолжай.

— Этот мир. Могила для героев [2]. Ван… Ванквалис. Где правит каменный змей. Гордыня.

— Звери?

— Тысячи зеленокожих просыпались с неба дождем. Их слишком много, чтобы сосчитать. Армия людей бы­ла разбита в считанные минуты. Весь флот… уничтожен.

— Уверен, что не преувеличиваешь?

— Нет. Если не придет помощь, там все погибнут.

— И у них есть надежда на нее?

— Они слишком изолированы. Хотя, быть может, кто-нибудь и откликнется.

Иктинос распрямился и посмотрел на мониторы. Сердце Кройваса не могло не выдержать продолжения.

— Я ожидал большего, — заметил капеллан. — Ты уверял, что являешься лучшим из лучших.

— Тогда отпустите меня, — простонал Кройвас.

Вместо того чтобы ответить, Иктинос подобрал ды­хательную трубку и снова заткнул ею рот своего плен­ника. Астропат пытался сопротивляться, но капеллан просто сжал в кулаке дряблую ладонь Кройваса, ломая мягкие кости. Раздался сдавленный, слабый крик. Вто­рая, оставшаяся целой рука забарабанила по крышке, надвинутой десантником на саркофаг.

Стенания астропата были едва слышны даже до то­го, как Иктинос навалился плечом на каменный гроб, сталкивая его в воду.

Бросив еще один взгляд на показания приборов, ка­пеллан немного повозился с настройками систем пода­чи воздуха и питательных смесей, а затем покинул санк­тум и направился к выходу из пещеры. На ходу он сно­ва надел шлем, скрыв лицо за маской в виде оскалив­шегося черепа.

Иктинос всегда верой и правдой служил своему ор­дену и не сдавался даже тогда, когда самые отважные десантники и собратья-капелланы предавали свое свя­щенное слово и традиции. И теперь он знал, что будет вознагражден… но не богатствами или миром, но воз­можностью сыграть роль в величайшем событии во всей истории Человечества. Космодесантники, и в особен­ности Испивающие Души, всегда славились неимовер­ным самомнением, но Иктинос преодолел этот грех, и теперь вовсе не гордыня горела в его сердце, заставляя исполнять свой долг.

Теперь он знал, что, когда завершит начатое, ничто в этой Галактике — и даже во всей Вселенной — не останется прежним.

Сарпедон, магистр Испивающих Души, вышел в центр аудиториума, сопровождаемый взглядами нескольких со­тен верных воинов. Предводитель ордена являл собой пу­гающее зрелище. Выше пояса он был обычным космоде­сантником, библиарием, облаченным в пурпурные доспе­хи с высоким воротником, содержащим защитный контур эгиды, и с золоченым символом чаши, нанесенным на каждую гладкую поверхность. Сарпедон был глубоким стариком по стандартам большинства людей. Его лицо покрывали многочисленные шрамы, полученные во мно­жестве войн, а глаза глубоко запали от всего, что ему довелось увидеть. Но ниже пояса он был настоящим чу­довищем — восемь паучьих лап, заканчивающихся длин­ными когтями, заменяли ему ноги. Одна из передних лап была заменена бионическим протезом, поскольку насто­ящую магистр потерял в бою, случившемся, казалось, це­лую вечность назад.