За сараем укрывались в основном подносчики пищи и боеприпасов различных подразделений, возвращавшиеся после завтрака на свои базы. Было здесь и два разведчика от армейского артиллерийского полка, которые вели наблюдение за действиями вражеской батареи.
Обозлившись, вероятно, что не удалось подбить наш «виллис», немец начал остервенело долбить по сараю — совсем бесполезное дело, его толстые каменные стены были не по зубам даже пушке. Но именно в этот момент разведчики-артиллеристы нащупали наконец точное расположение вражеской противотанковой батареи.
Через несколько залпов наших артиллеристов шоссе навсегда стало свободным для движения.
К вечеру весь лесной массив севернее Тырвы и шоссейная дорога Тарту — Валга были полностью очищены от оккупантов.
Пробираясь по лесным чащобам в глубь обширного лесного массива, я вдруг увидел русскую часовню. Массивная, сложенная из камня, оштукатуренная и красиво оформленная, она напоминала надгробный памятник. Подойдя ближе, я прочитал тисненные золотом на мраморной доске буквы: «Барклай де Толли», — остальная часть эпитафии была разбита. Этого выдающегося русского полководца смерть настигла по пути в Петербург именно здесь, в этом лесном массиве у большого тракта, здесь он и был похоронен. Я обошел вокруг часовни. Ажурная металлическая ограда в нескольких местах была разрушена. Окна выбиты. Входная металлическая дверь выломана, висела на одной петле. Гитлеровские бандиты разграбили и осквернили саркофаг покойного, даже плита над могилой была разворочена, осквернен был сам прах умершего. Поистине нужно быть дикими варварами, чтобы дойти до такого кощунственного надругательства над прахом давно умершего человека.
Утром третьего дня наступления немцы были выбиты из своих последних укрепленных позиций. Город Тырва был взят. Немцы не успели эвакуировать даже свой госпиталь. Все «цивилизованные» врачи и средний медицинский персонал, бросив раненых и медсестер, «культурно» удрали.
Небольшой эстонский городок Тырва раскинулся по обоим берегам мелководной, извилистой речки. Разрушений от наших артобстрелов и бомбежек в нем не было, мы знали, что за город немцы не собирались драться и не готовили его к обороне, поэтому наши войска по нему не стреляли и не бомбили его. Городок остался цел и невредим. Однако странную картину увидели мы, войдя в него. Городок был похож на гетто, в котором только что прошел погром.
В наиболее богатых домах окна и двери были раскрыты, стекла выбиты. На ветру болтались нарочито изорванные тюлевые занавески, во дворах валялась разбитая посуда и кухонная утварь, в раскрытых комнатах по полу валялись обрывки деловых бумаг — разорванные векселя, накладные и тому подобные бумаги. В шифоньерах, книжных шкафах и сервантах дверцы выломаны, стекла разбиты. Все магазины, склады, аптека разграблены. Всюду были видны следы фашистской зондеркоманды. Поработала она здесь с присущим грабителям усердием. Ну, а на эвакуацию госпиталя у нее, естественно, времени не хватило.
Жителей в городке осталось мало. Они-то и рассказали нам, что вместе с зондеркомандой орудовали и эстонские богачи. Готовясь к бегству, они сами разрушали свои дома и уничтожали имущество: били стекла, выламывали двери, портили мебель. В общем, рвали, кромсали и приводили в негодность все. Некоторые даже пытались поджечь свои дома, но горожанам удалось предотвратить эту дикость.
Не выдержав натиска наших войск, немцы отступали. Корпус устремился в преследование. Оперативная группа штаба корпуса не успевала налаживать связь с далеко уходившими вперед частями. На пятьдесят-шестьдесят километров в день продвигались наши войска. Чтобы окончательно не потерять хвост противника, часто приходилось собирать войска в колонны и форсированным маршем догонять свои авангарды. Даже воздушная разведка, и та часто терялась. Задачей преследования было отрезать противнику сухопутный путь отступления, как можно скорее загнать его к берегу Балтийского моря или Рижского залива и заставить отступать морем, где уже господствовали наш Балтийский флот и военно-морская авиация.
Полк, с которым я шел, собранный в походную колонну, вытянулся длинной лентой на шоссе. Форсированным маршем мы догоняли передовой батальон, который, преследуя отступающего противника, за ночь ушел вперед почти на тридцать километров. Не прошли мы и половины пути, как над нами пролетела эскадрилья бомбардировщиков.
— Наши! Наши! — передалось по колонне.
Самолеты шли на небольшой высоте, и мы хорошо различали их опознавательные знаки. Все мы хорошо видели, что это действительно наши, многие радостно махали им руками и шапками, желая успеха. Но бомбардировщики, обогнав нас, вдруг вернулись назад и стали разворачиваться для бомбежки. Колонна в панике стала разбегаться. Командир полка, бегая взад-вперед по шоссе, неистово кричал:
— Выложите полотнище! Дайте красную ракету!