Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи

Иную позицию заняли большевики – одна из самых малочисленных партий, представленных в Петросовете. Желая всеми средствами привлечь к себе максимально широкие слои солдат, рабочих, крестьян, большевики не стеснялись озвучивать популистские, заведомо неосуществимые в конкретных исторических условиях лозунги, в том числе «Долой войну!» Одновременно с этим В. И. Ленин с самого своего приезда в Петроград в начале апреля пропагандирует классовую ненависть и недоверие к Временному правительству. Выступая 4 апреля на собрании большевиков и меньшевиков, Ленин сформулировал «апрельские тезисы», в которых обрушился не только на Временное правительство, но и на Петросовет. В характерной для него манере он назвал присутствующих меньшевиков, а также всех прочих представителей Совета, кроме большевиков, «смердящими трупами», «мелкобуржуазными оппортунистическими элементами» и «социал-шовинистами»[338]. Даже его старейший соратник по партии Ю. Каменев (Л. Б. Розенфельд), которого Февральская революция застала в ссылке в Туруханском крае, в газете «Правда» выразил несогласие с ленинским тезисом о том, что буржуазно-демократическая революция завершена и потому необходимо переходить к следующей стадии борьбы[339]. Апрельские тезисы обернулись скандалом и превратили большевиков в маргинальных аутсайдеров политической борьбы, при этом сам Ленин получил недостававшую ему широкую известность.

Под впечатлением от выступления Ленина Г. В. Плеханов заявил, что своей «бредовой речью» лидер большевиков «водрузил знамя гражданской войны в среде революционной демократии»[340]. Соглашаясь с тем, что позиция большевиков сеет зародыш гражданской войны, А. Н. Потресов обвинял Ленина в том, что тот играет на низменных инстинктах несознательных масс:

Неистовая идеология Ленина есть лишь концентрированное и, может быть, утрированное выражение тех мыслей и чувств, которые частично бродят в головах значительной части демократии и находят благодарную почву в элементарном классовом инстинкте, еще не доросшем до дисциплинированного опытом классового сознания[341].

В отличие от большевиков меньшевики и эсеры признавали необходимость «единения всех революционных сил страны» и поддержку Временного правительства, в том числе в деле организации наступления на фронте. Рабочий-марксист, в недавнем прошлом член рабочей группы ЦВПК Е. Маевский в брошюре «Уроки 1905 года и революция 1917 года» так сформулировал патриотическую доктрину российской революции:

Революция, происходящая во время войны, которая истощила и дезорганизовала страну, окружена со всех сторон великими опасностями. Больше, чем когда-либо, необходимо напряжение всех сил в стране – всех тех сил – и пролетарских и буржуазных, – которые не желают возврата к царизму… При тех обстоятельствах, в которых оказалась теперь Россия, когда политическая власть находится не у царского правительства, а у ответственного за судьбу своей страны революционного народа, всякое массовое движение внутри страны должно быть в высокой степени организованным, до конца продуманным и строго подчиненным интересам целого, т. е. интересам всего народа.

О преодолении межпартийных разногласий во имя патриотического долга перед родиной говорили кадеты. На прошедшем 25–28 марта съезде Партии народной свободы был выдвинут лозунг «сверхпартийности» – отказа от частных партийных установок во имя всеобщей консолидации. Князь Е. Н. Трубецкой выражал патриотическую тревогу, обращая внимание на «сладкие речи демагогов» и предупреждая о «большевистском дурмане»: «От этого ужаса может нас спасти только подъем сознательного и деятельного патриотизма»[342].

Главным камнем преткновения между социалистами и либералами в вопросе о войне были аннексии и контрибуции, на которых настаивали кадеты, но после ухода П. Н. Милюкова в отставку в результате апрельского кризиса созданное коалиционное правительство вновь вселяло в общество надежды на преодоление разногласий.