Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи

27 апреля в Таврическом дворце на заседании депутатов всех четырех Государственных дум прозвучало выражение патриотической тревоги. Военный и морской министр А. И. Гучков закончил свое выступление словами: «Господа, вся страна когда-то признала: отечество в опасности. Господа, мы сделали еще шаг вперед, время не ждет – отечество на краю гибели!» Спустя два дня на собрании делегатов фронта А. Ф. Керенский произнес свою самую известную речь, в которой были следующие слова:

В настоящее время положение русского государства сложное и трудное. Процесс перехода от рабства к свободе, конечно, протекает не в форме парада, как это бывало раньше. Это есть тяжелая, мучительная работа, связанная с целым рядом недоразумений, взаимных непониманий, на почве которых дают свой пышный цвет семена малодушия и недоверия, превращающие свободу граждан в людские пытки… Товарищи! Мы умели 10 лет терпеть и молчать. Вы умели исполнять обязанности, которые налагала на вас старая, ненавистная власть. Вы умели стрелять в народ, когда она этого требовала! Неужели же именно теперь пришел конец нашему терпению? Что же, русское свободное государство есть государство взбунтовавшихся рабов?

Этой последней фразой Керенский перекликался с рассуждениями Мережковского (с которым был в дружеских отношениях) периода первой революции о том, что у рабов нет отечества.

Министр коснулся в речи не только внутренней ситуации, но и ситуации на фронте, раскритиковав братания с врагом. Тридцатого апреля Гучков ушел в отставку, и новым военным и морским министром стал Керенский, который начал кампанию по подготовке летнего наступления. Фактически Керенский поставил весь свой авторитет в зависимость от успеха этой кампании, но наступление ожидаемо провалилось: несмотря на достигнутое превосходство в живой силе и активные действия ударных частей основная часть солдат отказывалась идти в наступление – военно-патриотическая пропаганда к тому времени уже перестала действовать, а вести из России заставляли солдат думать не о войне, а о своем доме. В каком-то смысле у солдат происходила замена национально-государственного патриотизма локальным патриотизмом, который, в условиях общей усталости от войны, пробуждал ностальгические чувства, тянул комбатантов к семьям, провоцируя массовое дезертирство. К тому же усилившееся братание разрушало созданные пропагандой стереотипы о кровожадных врагах-немцах. В вышедшем 15 июля первом номере журнала Московского Совета солдатских депутатов «Путь освобождения» была напечатана показательная лирическая «Песня о пуле» Н. Фаддеева-Бобыля, создававшая гуманистически дегероизированный образ войны:

Патроны мои, птицы вещие,
Распущу вас, буйны-соколы, далече я —
Эх, летите, не будите свистом-посвистом тоски,
Речи милой невозвратны, очи милой далеки…
Пуля нежная, каленая моя,
Полети ты в чуж-зеленые края,
К сердцу ворога печального прильни,
В очи ворогу печальному взгляни:
Не одной-ли грезим сказкой небывалою?
Не одну-ли носим в сердце песню алую?
Не одной-ли милой очи в очарованной дали,
В околдованном узоре наши тропы заплели?..
Нам-ли встретиться неминуемо…
Пулю братскую протяну ему —
Возьми ворог-брат, неповинную,
Разомкнем тропу неразминную…
Патроны мои, птицы вещие,
Чье-то сердце, чьи-то грезы искалечу я?..