Война племен

— Я охрану Главного дома возглавил. Одного хотел — видеть, как мой сын растет. Аврору я в тот же год разбудил. Привел ее сначала к Антонине. Потом в дом брата отдал. Гелиан рос. Ты была рядом. Всегда рядом, как проклятие, как напоминание о том, ради кого я все отдал. Мне доносили, какие сцены устраивал тебе Савелий. Как бил детей, пока меня не было, как ты их спиной закрывала. Мне рассказывали о том, как вы ругались, как проклинала его. Как порошок от беременности каждый вечер пила. Я знал, где бывает Савелий и что в подвале вашего дома делает. Пару раз я приструнить его пытался, но управы на него, по сути, у меня уже не было. Он творил, что хотел. И тогда я открыл ему тайну. Тайну о том, что у всего есть предел, даже у элементов питания предков. Правду, которая испугала его. Правду, которая заставила его вновь прислушиваться к моему слову. Дети росли. Гелиан все больше походил на меня. Аврора все больше от меня отдалялась. Однажды я спросил у одного из своих людей, спишь ли ты с Савелием. Тот сказал, что нет. Злость на тебя никуда не делась, но, по крайней мере, я начал общаться с тобой. Обучил самообороне. Рассказал о многом. Я видел, что ты чего-то ждешь от меня. Но я от тебя уже ничего не ждал. Всадив нож в спину однажды, ты могла сделать то же самое в любой момент. И это бы подкосило меня. Это бы меня уничтожило. Я пристроил Павлика в наш дом. Племянник уже тогда славился страстью к играм, и я решил, что лучше пусть деньги на игры сам зарабатывает, чем у отца просит. Конюхом Павлик работать стал. И однажды в конюшне мой разговор с Савелием подслушал. Мы о Гелиане речь вели. Савелий злился, что он на меня похож. Настаивал на том, что пора бы мне в пустошь с глаз долой свалить. Или на земли другие. Не важно куда, лишь бы слухи по поселку остановить, иначе, Гелиану земель новых не видать, как ушей своих. Следующей ночью Павлик с друзьями напился и Аврору подкараулил. Она на парники ходила, и я встречать ее шел, чтобы до дома проводить. Когда их нашел, они ей руки уже изрезали. Она полуголой была, когда я Павлика вырубил. Приволок его за шкирку домой. Иван ему тоже всыпал и из дома выгнал. Через три дня его тело в подворотне нашли. Федор сказал, что пьяная драка. Савелий тем же вечером ко мне пришел. Руки трясутся, глаза бегают… Я сразу понял, что не простое это совпадение… Савелий сказал, что мальчишка все подслушал и шантажировать его начал. Попросил серебряники принести ему вечером. Место встречи у харчевни назначил. Савелий пришел, серебряники передал и хотел, было, уйти, как малец возьми да ляпни, что папашке уже все рассказал и это далеко не конец… В переулке на земле бутылка валялась. Савелий со злости ее схватил и наотмашь пацана по затылку ударил. Павлик упал замертво. Савелий испугался. Сумку забрал и деру дал. Пришел ко мне помощь искать. Хотел, чтобы к брату я пошел и все разузнал. Я понимал: если брат все знает о Гелиане и шантаже, в убийстве племянника он либо меня, либо Савелия обвинит. Савелию за стену путь заказан был. Если бы ушел с таким позором, всех Птаховых бы заклеймили. Ты бы с детьми пошла следом за ним. Я не мог этого допустить. Тебе нужна была защита. Савелий мог тебя защитить. А я — нет. И тогда я предложил ему выход: уйду я, а он останется. Но уйду не просто. На своих условиях. И правду о том, что Савелий убийца, будут два человека в поселке знать. Кто именно — загадка. Но, если Савелий не позаботится о Гелиане, тебе и Авроре, если с вами троими хоть что-нибудь случится, эти люди расскажут всем правду. Савелий стал кивать, что, мол, согласен на такие условия, лишь бы я растворился и, если нужно, смерть Павлика на мой счет записали. Я знал, что слову Савелия верить не стоит. Потому подошел к шкафу, остановил запись камер наблюдения и отмотал ее назад. Включил голографический проектор и воспроизвел запись нашего разговора в лицах, так сказать. Я предупредил Савелия, что если он слово не сдержит, два человека в поселении будут владеть этой записью. И тогда он понял, что проиграл. Понял, что на крючке и деваться, собственно, некуда. Одной из тех, кто хранил секрет, была Антонина. Другим человеком был Юзеф. Они остались мне верны до последнего. Перед походом я поговорил с Гелианом. Рассказал ему о рекомбинантах и о том, где их искать. Рассказал о терраформировании, о других землях и сказал, что теперь все будет зависеть только от него. Я отдал ему свой картограф бурь и попросил никому об этом не рассказывать. Ему тринадцать всего было, а мне пришлось это вывалить. Он понял. И все сделал правильно. С Авророй я прощаться не хотел. Павлика в тот день за стену вынесли, и она в трауре была, как и Иван с Галиной. Оставалось только записку с завещанием оставить в Главном доме. Я пришел туда только для этого. А потом подумал, почему бы и нет? Почему бы, напоследок, не забыть о том, что ты сделала? Терять, ведь, все равно нечего. Я думал так, потешимся напоследок… А тут твои слезы и признание. Как обухом по голове. Ты все еще меня любишь, Анна? И если любишь, когда поняла, что это любовь? Когда? Потому что я тебе не верю. Потому что, даже потеряв все, даже зная, что ты потеряла все, я все равно тебе не верю…