Война по обе стороны экрана

На самом деле вся эта поездка и этот поход запомнятся мне одним-единственным чувством и впечатлением, которое я получу в тех самых многоэтажных домах впереди, куда идет наш путь. Последние зады последних частных домов перед многоэтажками буквально пробегаем, хотя от усталости кажется, что это уже невозможно, и я понимаю, что этим вечером от моего тяжелого инкассаторского бронежилета у меня очень сильно будет болеть поясница.

Здесь воронки в рыхлой земле уже совершенно свежие, мой взгляд падает на валяющуюся эмалированную табличку с номером дома. Я беру ее и тут же, конечно, выбрасываю – убирать ее в рюкзак возможности нет, руки держать занятыми тоже не нужно. Какой именно это был номер – информация стирается из моей головы мгновенно, и вообще создается впечатление, что течение времени очень ускоряется – меня начинают поторапливать и сзади и спереди криками «бегом, бегом». Я пытаюсь бежать, получается не очень, взглядом при этом стараюсь держать переднего провожатого. Он подбегает вплотную к стене разрушенной пятиэтажки, с разбега как будто в подкате ловко падает то ли на бок, то ли вообще на спину и моментально исчезает в узком подвальном окне, которое размером, как мне кажется, чуть ли не с крупноформатную книгу. Полное ощущение того, что я туда не смогу пролезть с рюкзаком и всей амуницией ну никак, а при этом сделать это надо быстро, и убеждать меня в этом не надо – ситуация такая, что это ощущается, что называется, шкурой. Из этого окна меня уже подбадривают – давай-давай, тянутся руки, у меня принимают рюкзак, который непонятно как снялся очень быстро, хотя обычно это не так просто, кидаю вперед каску и лезу сам – тоже головой вперед, в подвальной темноте разглядываю, что принимающие меня и буквально затягивающие внутрь стоят на нескольких матрасах, сваленных друг на друга, и с облегчением я валюсь на них, как тюфяк. У двери несет дежурство пожилой вагнеровец, с ярко выраженным кавказским акцентом приговаривая в отношении всех, кто валится к нему в эту амбразуру, как о малых детях с явной отцовской позиции, а следом за мной передает камеру и сваливается внутрь оператор, а потом и наш замыкающий. Подвал очень оживленный – в каждой его секции что-то типа жилого кубрика, в котором матрасы, снаряжение, оружие, связь, компьютеры, какая-то хитрая аппаратура, вдалеке тарахтит генератор. И флаги конечно же. И ЧВК «Вагнер», и еще я запомнил – Российской империи. С его обладателем мы разговорились, флаг этот прошел со своим владельцем чуть ли не Африку и весь славный путь ЧВК по Украине. Все берут у меня телефон – им интересно, когда и как можно будет посмотреть репортаж: я, пользуясь случаем, рекламирую эти записки, а мне передают записочки примерно с таким содержанием: «Любимые мои (имя, имя), со мной все хорошо, жив-здоров, скоро выйду на связь». От кого и кому – это я фотографировал и потом пересылал по указанным телефонам, в ответ получая слова благодарности. И ни одного лишнего или просто уточняющего вопроса.

Здесь мне подарили нашивку с эмблемой «Вагнера» – череп и надпись: «Лучшие в аду». Такие нашивки продаются, но покупать такую себе я бы не стал по целому ряду соображений – в первую очередь, ты либо имеешь право ее носить, либо это подарок. А этот подарок из Артемовска я храню, и он для меня ценен.

В этом подвале наши провожатые завалились отдыхать, с удовольствием скинув с себя броню и ответственность – дальше нас должны были вести уже другие. Недалеко, это завершающий этап нашего броска, буквально через двор – подняться на верх многоэтажки, откуда видно уже окраину города и точку, где раньше был самолет, который украинские военные подорвали, когда уходили. Чтобы никто на фоне него не фотографировался, кроме них, вероятно. Очередное Геростратово проявление… Но самолет, полагаю, будет восстановлен, получилось же сделать это с его близнецом в Мариуполе, ну и в крайнем случае – может, это будет и не МиГ-21, а какая-то другая модель.

Парни в балаклавах перебегают с нами усыпанный битым кирпичом двор, мы опять ныряем в подвал, и это уже последний подвал на самой передовой. Здесь я почувствовал именно это напряженное ожидание, причем всего чего угодно. Война ведь – это череда непрогнозируемых происшествий, к любому из которых ты должен быть готов. И вот в этом подвале вообще не было никакого ощущения расслабленности. Мы шли вдоль вереницы военнослужащих с огромным количеством вооружения и б/к – пулеметами, ПТУР, РПГ, снайперскими винтовками; они все были наготове и напряжены, никто не сидел в расслабленной позе, не травил анекдоты и не общался.