Война по обе стороны экрана

Во все стороны с верхних точек здания смотрят камеры, сигнал выводится в подвале на мониторы. Молчаливое, звенящее ожидание, которое в эту минуту и является тяжелой, трудной работой здесь. Одну из последних атак («накатов») отбили за несколько часов до нашего появления (по обрывкам разговора перед выходом я уловил, что именно из-за этого до конца вообще не было понятно, пойдем мы сюда или нет). Пробиваться попробовала группа человек из двадцати с другой стороны здания, они пытались делать это с артиллерийской поддержкой, которая все более и более перемалывает остатки многоэтажек этого микрорайона. Атаку отбили, а около пятнадцати штурмовиков так и остались лежать в этих развалинах. Смотреть на них мы не пошли – я попросил вместо этого показать мне самолет.

Бывший памятник – это треугольник стыка улиц Чайковского и Корсунского. Самолет здесь и установлен в честь летчика Корсунского – уроженца Артемовска, Героя Советского Союза. Чайковский Петр Ильич в представлении, полагаю, не нуждается. И вот этот мыс из многоэтажек украинская артиллерия разносила в тот момент из всех имеющихся сил – например, панельный дом, на крыше которого был установлен российский флаг на закате и были сняты эффектные кадры, сложили полностью. Наверное, можно не упоминать о том, что вместе с российским флагом там установили знамя «Вагнера», но этот момент, как правило, на монтаже сюжетов для телевидения отрезали.

Сюжет получился, разумеется, вполне насыщенный и информативный, и мой талант или его отсутствие что-либо обусловливали почти в нулевой степени – первоочередной и решающей была, разумеется, фактура. Которая в этом месте на тот момент, что называется, жирная и избыточно зашкаливающая. Город, в котором только что отгремели бои и на улицах которого находиться все еще опасно, имеет свою атмосферу и микроклимат, почувствовав их раз, это ни с чем не спутаешь больше никогда.

У памятника Булавину мы договорились с главой ДНР, что через год встретимся на этом месте в кафе и сядем попить чаю. Глядя на то, какими темпами преображается и отходит от паралича военных разрушений Мариуполь, это может быть вполне реализуемой договоренностью, тем более что Артемовск гораздо более компактный, как я уже упоминал. Но, конечно, только при одном условии: от города должен отойти фронт, и для жителей должны быть созданы условия для возможности возвращения, и в первую очередь это вопросы безопасности. Пока Украина мриет возвращением Бахмута, пытается организовать какую-то очередную перемогу из тотально просранной медийной концепции «фортеци».

Перед дорогой обратно уже с высокой точки я смотрю на город в низине, который передо мной как на ладони. Видимость во все стороны миллион на миллион, склон довольно крутой, спускаться по нему будет легко, а забирались мы с большим трудом. Как этот ландшафт удалось взять снизу вверх, я не понимаю совершенно. По дороге назад мы уже больше молчим – сил общаться нет, все что надо уже снято, и я на ходу размышляю.

На самом деле то, что увидел лично я, довольно показательно, хотя на первый взгляд может показаться – ничего особенного. Попробую пояснить.

Кто сталкивался с украинской социальной инфраструктурой, прекрасно должен понимать, на что был похож детский сад в Майорске, который у меня имелась возможность изучить подробно и не торопясь. Ремонта там не проводили с момента постройки, воспитатели и родители, видимо, своими силами красили все очередными слоями масляной краски, добавляя годовые кольца; старые двери, старые рамы – все довольно обшарпанное, а после квартирования украинских военных и вовсе безрадостное. Прямо посреди групп, с веселой пчелкой на стене и солнышком на голубом небе, они сколотили себе из досок обитые одеялами помещения-кубрики. Из этого можно сделать вывод, что в этот период садик не отапливался.

При этом в одном из шкафчиков я нашел трогательный и довольно мощный привет из прошлого – детский рисунок, посвященный дню космонавтики, с парящим в бесконечной пустоте вселенной непосредственно космонавтиком, на шлеме которого было написано СССР, а внизу рисунка красовалась подпись – 12 апреля. Наш был ребенок, и его воспитатель тоже наш. И родители ребенка ведь тоже. Это люди, у которых голова и мозги на месте, но которые сейчас оказались в заложниках.

На первом этаже располагался медицинский кабинет. В перекрашенную сто раз окосячку была вставлена новая дверь в консервном, очень тонком исполнении, на которой было на разный лад написано, кто же из западных партнеров Украины постарался, чтобы функционировало это помещение. Что-то типа «Врачи Германии – Украине». Внутри стоматологическое кресло (или гинекологическое, или какое-то комбинированное, для всего спектра услуг сразу). Чистые белые стены, организация медицинского пространства по каким-то совершенно «не нашим» стандартам, видимо немецким, раз делали все это «врачи Германии».