— Да, невероятное везение. Раньше Светлана часто ворчала по поводу того, что дом стоит на отшибе — ни соседей, ни дороги нормальной. Но именно это нас, видимо, и спасло… Но я вот о чем хотел вас спросить, Валентин. Что вы можете рассказать о пришельцах? Мне почему-то представляется, что вы знаете о них больше, чем говорите.
А он к тому же и проницателен. Дьявольски проницателен. Валентин ощутил укол нехорошего предчувствия. Но отчего? Почему? Вполне нормальное любопытство образованного человека.
— На самом деле, — сказал Валентин, подбирая слова с крайней осторожностью, — на Земле нет, скорее всего, человека, который знал бы о пришельцах более того, что говорит. Все, например, знают о колоссальном сооружении на Луне — его и без телескопа при хорошей погоде можно увидеть. Все знают о Дорогах — видели сами или слышали от других. Все знают о новых хищниках — мне как-то даже повезло убежать от одного из них. Но и все. Никто не видел пришельцев воочию, ни перед кем из людей они в своих действиях не отчитывались, никому не представлялись — что тут можно добавить? А рассматривать всерьез разные байки и домыслы… Я как-то слышал одну, весьма своеобразную. Утверждалось, что никаких пришельцев на самом деле не было и нет, а мы имеем дело с расой гигантов, некогда правившей на Земле, а теперь вернувшейся к власти, как то и предсказывалось магистрами метафизических наук еще в середине девятнадцатого века. Бредятина, одним словом.
— Для меня это вопрос не праздный, — сообщил Константин Александрович. — Я пытаюсь понять, что
«Оригинальная концепция», — подумал Валентин. Но тут же вспомнил, как убегал от метающего молнии капитана Евгения, вспомнил мертвое мальчишеское лицо Резвого. И покачал головой.
— Тогда свобода — это нечто жуткое…
— Вполне возможно, — легко согласился Константин Александрович. — Но это означает только, что наши представления о свободе не являются истиной. Будет смешно, если окажется, что пришельцы сейчас сидят и думают удрученно, куда мы все подевались и почему не слышно слов благодарности по поводу столь королевского подарка.
— Будет смешно…
Валентин снова вспомнил мертвое и окутанное сиянием лицо Резвого.
— У меня, — продолжал Константин Александрович, — вызывает чрезвычайный интерес ваше намерение найти обратную связь между человечеством и пришельцами.
— Это ответило бы на многие вопросы, — сказал Валентин. — Кстати, раз уж зашел разговор, а что вы можете рассказать мне о пришельцах? Может быть, и вам доводилось наблюдать какой-нибудь необычный феномен?
— Нет, — подумав, отвечал Константин Александрович. — Ничего подобного мне наблюдать не приходилось.
Малая искорка мелькнула и сразу погасла в его глазах, выдавая присутствие какой-то тайны. Но Валентин в третий уже раз решил отложить это на потом.
Вечером Валентин пытался читать. Через полчаса он понял, что, кажется, утратил это умение навсегда. Мысли, изложенные на бумаге, представлялись банальными, проблемы — надуманными. А стилистические эксперименты Набокова — пустыми, совсем ненужными. Валентин отложил книгу.
«Удивительное дело, — подумал он. — Всего-навсего десять лет прошло и книголюба — как не бывало». Но и сожаления он по этому поводу не испытал: другое время — другие интересы, так-то…
Через несколько дней, восстанавливая силы, Валентин стал совершать пешие прогулки по окрестностям. Впрочем, он не прогуливался просто так — он искал и хорошо знал, что именно ищет, поскольку
Константин Александрович вручил Валентину самодельный арбалет и набор стрел с острыми стальными наконечниками. Применить их однако ни разу не пришлось: единственный встреченный за все время кабан споро рванул в кусты — стало быть, пуганый.
И как-то в один из прекрасных солнечных дней Валентин нашел то, что искал уже больше года — шахты стратегического ракетного комплекса. Когда он увидел ограждение — колючую проволоку, заброшенные доты — то решил было, что вышел на очередной военный городок, которых предостаточно было в округе. Но затем он с осторожностью преодолел границу запретной зоны и… Сердце Валентина подпрыгнуло и возбужденно затрепетало где-то в районе горла. Он увидел шахты: одну распахнутую, бесстыдно зияющую чернотой провала, использованную, стало быть; и другую — с перекрытым мощной плитой створом, а значит, с начинкой, заряженную.
Валентин закричал и подпрыгнул. Переполнившие его чувства требовали немедленного выхода. Он орал, как безумный, распевал во все горло полузабытые песни, пускался в пляс.
— Победа! Я нашел!