Война по умолчанию

– Я понимаю вас, товарищи, вы, как дипломаты, как представители великой социалистической страны и нашего друга, не можете спокойно видеть то, что происходит сегодня в Румынии. Я все еще испытываю чувство стыда из-за участия Румынии во Второй мировой войне, из-за оккупации румынскими войсками части Советского Союза. А ведь ваша страна после войны все равно отнеслась к нам по-братски. Я знаю, что Советский Союз, содействуя экономическому развитию Румынии, отказался от значительной части компенсаций за нанесенный ему во время войны ущерб. И вот опять крушение идеалов, опять стыд! Ведь это поворот к Западу, этот явный отход от светлых идей социализма. Страшно, понимаете, страшно. В 39-м году мне было всего десять лет, и я помню, как режим Антонеску поддержал нацистов, помню немецких солдат, помню бомбежки…

– Перестаньте, Георгиу, – заговорил Половцев. – История не должна быть источником стыда, она должна быть уроком всем нам. Черпать надо не отрицательные эмоции, а извлекать положительное и применять его в своей дальнейшей деятельности на благо своей страны и мира между народами. Мы вот с Сергеем Васильевичем не испытываем ненависти к народам Румынии, Германии, Венгрии за то, что они воевали против нас в те годы. Народ не виноват, виноваты лидеры, всегда есть конкретные преступники и те, кто вольно или невольно пошел за ними. Главное, понимать, где зло, а где добро.

– Да-да, добро и зло, – вздохнул Ганчиу. – Добро или зло, когда своя же армия стреляет в свой народ? Так вот, вы хотели, чтобы я рассказал про тот пакет? Мы всю ночь присутствовали при сожжении трупов расстрелянных демонстрантов. Вы не понимаете, как это страшно. Хорошо еще, что тела не разворачивали и сжигали прямо в пластиковых мешках. Я, знаете ли, за свою жизнь повидал много трупов, но то, что мы делали, было жутковато. И ослушаться было страшно. Мне казалось, что одно слово против, и мое тело пойдет следом за ними в печь.

– Вас никто не обвинит, Георгиу, – подсказал Сергеев. – Вас заставили. И нет такого закона, чтобы жертвовать своей жизнью ради простого протеста. Вы же никого не убивали. И приказывали вам люди, облеченные государственной властью. Так в чем ваша вина? Если она и есть, то лежит она на других людях. Так расскажите нам, как вы обнаружили пакет.

– С телами привезли несколько старых рваных матрацев и одеял. Они пытались перестраховаться и замаскировали этим хламом тела, чтобы их не было видно, если кто случайно откроет дверь рефрижератора. Видимо, они взяли их в той же больнице, в морге которой тела и лежали до отправки сюда. Когда рабочий взял два матраца, чтобы бросить их к печи, старая ткань порвалась и содержимое вывалилось наружу. Вместе с ватой выпал и пакет. Я не подходил, я остался на месте, а генерал Макри и Замфиру подошли и присели перед ним. Они посовещались. Директор крематория предложил пакет сжечь. Мало ли, как он сказал, может, это имеет отношение к расстрелу или к личным вещам кого-то из убитых. Но генерал сказал, что заберет пакет с собой, и строго приказал всем молчать о находке. Вот и все.

– Все, больше о пакете вы не слышали и ни с кем о нем разговора не было?

– Нет. Я сразу хотел пойти вам позвонить, Александр, но боялся, что… но потом все же решился и попросил у Замфиру разрешения отлучиться. Я формально ему не подчинен, мы были в этом деле равны, я вообще непонятно зачем был приглашен, но я счел, что в данной ситуации было бы уместно именно попросить его разрешения. Да и телефон ведь в его кабинете.

– Да, интересно, – удивился Сергеев. – И как он отнесся к вашей просьбе?

– Я постарался, чтобы моя просьба не выглядела странно, я говорил, что нужно срочно позвонить жене, потому что мы с ней собирались идти в гости, а я задерживался и надо было предупредить.

– В шесть часов утра? – спросил Половцев.

– М-да, вы правы, – озабоченно нахмурился Ганчиу. – Я так волновался, что не подумал об этом. Но мне кажется, что директор крематория волновался не меньше моего. Он сам побежал звонить, а уж только потом позволил мне.

– Вспомните хорошенько, Георгиу, – попросил Половцев. – Сразу Замфиру бросился звонить или прошло много времени после того, как вы нашли пакет.

– Наверное, сразу. Ушел Макри с пакетом, потом я колебался пару минут, попросить разрешения позвонить или нет. Ну и он отреагировал так, как будто я своей просьбой навел его на мысль о звонке. Да, он сразу и пошел.

– Ну, вот тебе и расклад, Сергей Васильевич, – облегченно вздохнув, Половцев откинулся на спинку кресла. – Макри – человек Чаушеску. И побежал он с пакетом куда-то наверх. Хотя сначала наверняка посмотрел сам, а потом побежал наверх, а не к руководству Секуритате. Не то время, чтобы делиться такими секретами. В такое время только и делать карьеру. Устоит Чаушеску, Макри взлетит на недосягаемые высоты.

– А если не устоит?

– Если не устоит, то можно будет этими же материалами и поторговаться. Опять же, он их в своих руках держит. Свою неприкасаемость можно купить и у новых властей, а можно и у американцев.