– А как сложилась жизнь пацанов? Я ведь тогда через месяц перешёл в самоходчики, а через год вообще в штабисты перевели в другую бригаду.
Дима принял фляжку и ответил:
– Каждого вспоминать суток не хватит. Комбат уже капитан, но батарею не бросил, а только перевооружился на Д-20. Батя Саня стал старшиной, ему прапорщика дали и уже освободили его село, за которым он восемь лет только в бинокль наблюдал. Может, слышал, что ранили его тяжко в ноги?
– И слышал, и ездил в госпиталь, – ответил Седой.
– А Тоха женился на поварёшке из дивизионной столовой, та ему уже двоих родила. Он в пехоте воюет. Бурый пропал совсем из поля зрения, но, говорят, что в «девятке» под Новоазовском служил, а эта бригада на Мариуполь первая пошла сразу в лоб двадцать четвёртого февраля. Жив или нет – не знаю. Потери там были просто адские. Амиго ещё в конце 2016-го уехал в Сирию. Писал оттуда вначале, даже приезжал разок. Но потом и о нём ничего не стало слышно. Крылатый стал лейтенантом вместо Формила, когда тот уволился в 2017-м на гражданку. Ты, может, сам что слышал о Серёге?
– Да, слышал. Он, как и я, на мобилизацию сам пришёл и воевал командиром роты на Херсонщине и в Запорожье. Сейчас командует батареей Д-30 на Авдеевском направлении. Где-то рядом с вами.
– А Шоп погиб ещё в сентябре 2021-го от направленной мины. Детей у него не было. Дан жены тоже.
– Слышал, что и командир дивизиона майор Медведь где-то под Харьковом голову сложил.
– Да. Его во время мобилизации как опытного командира пехотным полком из мобилизованных поставили командовать. Вроде в конце лета недалеко от Изюма погиб. Жаль мужика. Солдата уважал и артиллерист был знатный…
– Я знаю, что за тот август всю батарею наградили крестами и медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Тебе вручили что-нибудь?
Бублик потянулся к тумбочке и, выдвинув верхний ящичек, достал из него «Георгиевский крест ДНР».
– Мне тоже прислали, но через два года. Думал, что забыли. Оказывается, нет.
Бублик отлил из фляжки на глоток коньяку, вернул её Седому и сказал:
– Давай, брат, помянем тех, кто был с нами рядом тогда – в раскалённом августе пятнадцатого и все восемь лет. Кто не струсил в четырнадцатом, а в последующие годы отдавал силы, здоровье, жизнь за то, чтобы мы с тобой дожили до этого дня и получили шанс довести начатое вместе дело до конца… До Киева, до Львова, до логова…
– И вечная память народа!
Тёплый ветер колыхал белоснежную занавеску, а из настежь открытого окна больничной палаты открывался вид на многоэтажки Донецка и набережную Кальмиуса. Ещё слышны были отдалённые отзвуки артиллерийских канонад, сопровождавших отступление войск хунты, ещё изредка преодолевали звуковой барьер прямо над городскими кварталами истребители и штурмовики российской авиации, ещё подло прилетали реактивные снаряды противника в жилые дома и парки города, рассеивая смерть и калеча мирных людей… Всё это ещё было, но каждому хотелось верить, что больше на Донбассе не будет никогда раскалённых войной августов и наступит мир – очень долгожданный и солнечный мир с детским счастливым смехом на улицах и миллионами роз на клумбах городских парков и бульваров.
И это время обязательно наступит, ведь не случайно на Донбассе главным тостом за столом звучит: «Быть добру!»
Добро всегда побеждает зло!
Рядовой Торнадо – сын полка
(Повесть)
Появился он в расположении батареи в четверг, как раз после недельных изнурительных дождей, когда до огневой позиции по разбитым гусеницами направлениям мог доехать на своём обшитом жестью «Урале» только Николай Николаевич, которому больше нравилось обращение Коля-Коля.
Рыжий и усатый старшина Михалыч, выпрыгнув из кабины грузовика, головой указал подбежавшим бойцам на кузов и буркнул:
– Разгружай провиант. Только гляньте там, пополнение не затопчите.
То, что перед нами стоит явное недоразумение, стало понятно сразу, как только оно неуклюже выпало вместе с мешками с хлебом и крупой. Скорее тщедушный, чем худой, и больше ошарашенный, чем растерянный, он переминался с ноги на ногу в ещё по-граждански чистой, но очень старой, заношенной одёжке. Весь скудный гардероб его состоял из выцветшей футболки, перетянутых тонким ремешком синих штанов на два размера больше нужного, старых сандалий-плетёнок на босую ногу и нашей форменной кепки, которою, по-видимому, ему подарил сам Михалыч.
До этого дня я был уверен, что нельзя зарекаться в жизни только от сумы и тюрьмы. Оказывается, совершенно неожиданно для себя и не желая того, по роковому стечению случайных обстоятельств человек может попасть в бурный поток судьбы, который вмиг подхватит его прямо по пути домой, унесёт и выбросит на скалистый берег Кальмиуса, в боевое расположение батареи самоходных артиллерийских установок, ласково называемых «Гвоздика».