Война под терриконами. Донецкий сборник

– Давай! И мы послушаем, – уже заинтригованно отвечал за своего наводчика командир расчёта.

Седой ещё раз затянулся. Смял окурок в пальцах и бросил в топку пылающих углей. Немного выдержал паузу и начал читать:

Не ордена, и не медали,
И не тщеславия порок
Нас на войну в Донбасс позвали,
Когда пришёл враг на порог.
Не ордена и не медали —
Иная здесь была судьба…
Мы очень долго воевали,
Чтобы закончилась война.
Не ордена и не медали
Теряли мы в пылу боёв…
Парней безусых провожали
В последний путь без орденов.
Не ордена и не медали
Наградой часто были нам…
В живых остаться, и проспаться,
И выпить водочки стакан.
Пройдут года, десятилетья,
Уйдёт в историю война,
И в благодарность от потомков
«Спасибо!» скажет нам страна.
И как же хочется, чтоб внуки
Не забывали на века…
Не ордена и не медали…
А просто наши имена!

Седой закончил читать, достал новую папиросу из помятой пачки «Беломорканала» и, поддев на лопатку уголёк, прикурил, затянулся и запустил струю дыма перед собой, пытаясь отпугнуть комаров, зудевших у самого лица.

Наступила та самая минута, когда никто не хотел нарушать тишину, давая друг другу шанс вдуматься в сказанные слова и, быть может, осмыслить их значение для каждого.

Безмолвие нарушил всегда серьёзный и немногословный Шон:

– Пацаны, а наши имена точно запомнят? Не получится снова так, что наши внуки опять с оружием в руках фашистскую дрянь гонять станут? Вот ведь обидно будет.

– А ты не думай о том, чего мы уже не увидим. Ты просто делай своё дело сейчас и вложи в ребёнка то, что считаешь правильным для себя, как это сделали твои деды и отец с мамой, – ответил ему Формил, сидевший несколько в стороне от костра, но слышавший разговор. – Правильные стихи, Седой. Не за медалями мы пришли сюда, а историю делать. Нас не забудут и имена не забудут. Мы теперь подвиг дедов только укрепили. Так укрепили в наших генах, что ни одна гейропейская дрянь не сможет его из наших потомков выдавить. Правильные стихи, и слова правильные.

– Что же ты молчишь, Валера? – Седой повернул голову в сторону Бурого.

Тот смолчал и просто протянул очищенную картофелину Седому…

Костерок уже никто не поддерживал. Печёная картошка закончилась. Тёмно-синяя безлунная ночь тихим покрывалом легла на гранитные скалы, ограждавшие Кальмиус, укрыв собой блиндажи, капониры, палатки и контуры замаскированных орудий гаубичной батареи.

«Кто же моё-то имя запомнит? Кто меня поминать будет? Кто продолжит меня? Жениться надо. Вот перемирие наступит, и познакомлюсь с кем-нибудь. Глядишь, и семья появится. Лишь бы сегодня без стрельбы обошлось», – проговорил мысленно Бурый и, укутавшись бушлатом, ушёл в глубокий сон…

Боевой тревоги не случилось, и это позволило бойцам наконец-то выспаться за долгие недели еженощных боевых стрельб. Однако утром, следом за завтраком, начали подходить грузовики с боезапасом. Комбат дал приказ вырыть дополнительные капониры для снарядов, и стало понятно, что машин будет больше обычного. Лишних вопросов никто не задавал, стараясь не задерживать разгрузку. В общем, всё и так было понятно – будет жарко. Ещё припекало, но день давно пошёл на убыль, когда был разгружен и отправлен последний грузовик с пустыми ящиками и выбитыми гильзами.

В это же время на задание уходили разведчики-корректировщики в составе Серёги Формила, Коли Амиго и Саши Бати. Никто не спрашивал их ни о чём, лишь пожимали крепкие, жёсткие ладони, похлопывали по плечам, произнося короткое «Удачи!». Преодолев вброд речку, три лохматые зелёные фигуры поднялись вверх по узкой тропинке, выдолбленной прямо в стене гранитной береговой скалы, ещё раз помахали на прощание и пропали из виду вместе с отблесками заходящего за горизонт августовского солнца.

Командир батареи, собрав возле своей палатки старших расчётов, топогеодезиста с радиотелефонистом, проводил совещание. Говорили вполголоса и до постороннего уха, окажись оно в поле слышимости, дошли бы только отрывистые фразы, трудно слагаемые в осмысленные предложения или хотя бы в словосочетания.